Тем, кто раньше высказывал подобное слишком явно, всегда грозила опасность. Первым толкователем, пошедшим на риск, был сирийский епископ Теодор из Суэца (350–428). Он считал Песнь песней любовной поэзией без религиозного подтекста. В 553 г. на соборе в Констатиноноле его трактовка подверглась проклятию.
Тем настойчивее ставится вопрос, как попала явно светская Песнь песней в Библию. Может быть, решающим оказалось то, что ее автором был Соломон? Иудейская традиция сделала Песнь песней праздничным песнопением восьмого дня пасхи, однако еще Равви Акива (ок. 150 г.) знал, что ее пели на свадьбах, и подвергал это осуждению: «Кто декламирует в свадебных домах вибрирующим (поющим) голосом Песнь песней и низводит ее до (оскверняющего святыню) пения, тому не будет места в будущем мире». Кажется, уже Равви Акива придал Песни аллегорический тайный смысл. Его путем пошла и христианская церковь. Возлюбленный в Песни песней был превращен в Христа, а Возлюбленная отождествлялась с Марией, Церковью и даже «любящей душой», которая ждет мистического соединения с возлюбленным Христом.
К аллегорическому изложению Песни песней подошли с чудовищной энергией, хитроумные и глубокомысленные комментарии были изложены в огромных фолиантах, из коих примерно 30 относятся к XIII столетию. Самый известный приписывают Бернару из монастыря в Клерво. Однако аллегорические истолкования Песни песней, связанные с Марией, Церковью и «мистической душой», слишком искусственны и притянуты за уши, чтобы убедить. Они оставляют без внимания все, что касается чувственной красоты, игривой легкости и эротического трепета Песни песней: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина… Влеки меня, мы побежим за тобою; — царь ввел меня в чертоги свои, — будем восхищаться и радоваться тобою» (Песнь песней 1.2–4).
Так говорит Возлюбленная Возлюбленному, и это как будто царь. Значит, все-таки Соломон? Но осторожно!
Чуть позже превращается предполагаемый царь в не находящего покоя пастуха. И уже скоро Возлюбленная на свой робкий вопрос получает утешающий ответ: «Скажи мне, ты, которого любит душа моя: где пасешь ты? где отдыхаешь в полдень? к чему мне быть скиталицею возле стад товарищей твоих? Если ты не знаешь этого, прекраснейшая из женщин, то иди себе по следам овец и паси козлят твоих подле шатров пастушеских» (Песнь песней 1.6).
Но с пастухом мы остаемся недолго, вот он уже превратился в садовника: «Мой возлюбленный пошел в сад свой, в цветники ароматные, чтобы пасти в садах и собирать лилии, я принадлежу возлюбленному моему, а возлюбленный мой — мне» (Песнь песней 6.2).
Итак, игра превращений: Возлюбленный то царский сын, то странствующий пастух, потом садовник в идиллическом саду. Затем еще одно превращение: Возлюбленный действительно появляется как царь Соломон, которого выносят на носилках из пустыни:
«Вот одр его — Соломона: шестьдесят сильных вокруг него, из сильных Израилевых… Носильный одр сделал себе царь Соломон из древ Ливанских; Пойдите и посмотрите, дщери Сионские, на царя Соломона в венце, которым увенчала его мать его в день бракосочетания его, в день, радостный для сердца его» (Песнь песней 3.7).
Итак, царь Соломон — все же Возлюбленный из Песни песней? Стоп! К сожалению, на исторического Соломона венец был возложен не матерью, и уже вовсе не на одной из его многочисленных свадеб. И весьма странно, почему бы автору Соломону говорить о себе в третьем лице. Само собой, Соломон обыгрывается. Как раз в другом месте речь идет о шестидесяти царицах и восьмидесяти наложницах и девицах без числа (Песнь песней 6.8). Но гарем Соломона — количество отличается от указанного в Книге Царств — служит Возлюбленному только для того, чтобы подчеркнуть неповторимость его любовниц. Нет, личность Соломона — царский сын, пастух и садовник — только одна из ролей, которую Возлюбленный примеряет к себе и от которой потом избавляется, когда ему вздумается. То же и Возлюбленная, представляющая себя довольно необычно: «… черна я, но красива как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла, ибо солнце опалило меня… Сыновья матери моей поставили меня стеречь виноградники» (Песнь песней 1.5).
Она предстает то смуглянкой с виноградника, то сравнивается с хороводом, то называется дщерью именитой, чья красота описывается с ног до головы:
«Оглянись, оглянись, Суламита! оглянись, оглянись, — и мы посмотрим на тебя». Что вам смотреть на Суламиту, как на хоровод Манаимский? О, как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая! Округление бедр твоих, как ожерелье, живот твой — круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино; чрево твое — ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твоих — как два козленка, двойни серны; шея твоя — как столп из слоновой кости; глаза твои — озерки Есевонские, что у ворот Батраббима… Голова твоя на тебе, как Кармил, и волосы на голове твоей, как пурпур; царь увлечен твоими кудрями. Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью!» (Песнь песней 7.1).
Кто же мог быть Возлюбленной в Песни песней? Например, та таинственная дочь фараона, на которой женился Соломон, или царица Савская, темнокожее чудо, что пришла из пустыни испытать царя загадками! А имя Суламифь, которое звучит как женский вариант имени Соломон? Ответ прост. Влюбленные могут оказаться кем угодно. Это образы, которые переходят из одной роли в другую — Соломон и Суламифь, пастух и пастушка, садовник и садовница. Соломоном может стать любой, кто любит, а Суламифью — любая влюбленная.
Общее у персонажей Песни песней с историческим Соломоном только имя.
Так как это называется? Следует ли в связи с этим Песнь песней поместить в эпоху, следующую за Исходом в истории Израиля (около IV столетия до н. э.), как это делают многочисленные исследователи? Мы хотели бы поспорить с ними. И пусть даже Песнь песней была написана не самим Соломоном, во многих частях чувствуется тот свободный дух «Соломонова просвещения», который не был возможен в более поздние времена. Ведь застегнув сюртук на все пуговицы, трудно оценить безграничность «свободной любви», что особенно ощущается в поведении возлюбленных:
«На ложе моем ночью искала я того, которого любит душа моя, искала его и не нашла его… Встретили меня стражи, обходящие город: «не видали ли вы того, которого любит душа моя?» Но едва я отошла от них, как нашла того, которого любит душа моя, ухватилась за него, и не отпустила его, доколе не привела его в зал матери моей и во внутренние комнаты родительницы моей.
Заклинаю вас, дщери Иерусалимские, сернами или полевыми ланями: не будите и не тревожьте возлюбленной, доколе ей угодно» (Песнь песней 3.1).
Показательно, как ведет себя Возлюбленная: она выбегает на улицу и ищет любимого. Найденного ею она приводит в свои покои и тайно занимается с ним любовью. И то и другое — появление на улице, в одиночку, без сопровождения братьев или родителей, и ночь любви, тайно проведенная в отчем доме, — это нарушение «добрых нравов» времени. Но когда влюбленные об этом заботились! Добрачная любовь находит своего защитника во влюбленных из Песни песней. И любовник ищет свою желанную на тайном запретном пути:
«Я сплю, а сердце мое бодрствует; вот, голос моего возлюбленного, который стучится: «отвори мне, сестра моя, возлюбленная моя, голубица моя, чистая моя! потому что голова моя вся покрыта росою, кудри мои — ночною влагою». Я скинула хитон мой; как же мне опять надевать его? Я вымыла ноги мои; как же мне марать их? Возлюбленный мой протянул руку свою сквозь скважину, и внутренность моя взволновалась от него. Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка. Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне. Встретили меня стражи, обходящие город, избили меня; сняли с меня покрывало стерегущие стены» (Песнь песней 5.2).