– Где моя одежда?
– Жанна, где одежда моряка?
Только сейчас Семен обнаружил, что лежит на полу совсем голый. Как в Цусимском проливе. Под ним был подстелен затасканный русский полушубок, несомненно привезенный Жанной из Японии. Потом он увидел саму Жанну, легкомысленно приподнявшуюся над лежанкой:
– Он сам выкинул свою одежду в окно. Сходи в сад, она, наверное, валяется под окном.
Дэдо вышел.
– Ты откуда, моряк?
Он ответил, хотя прекрасно знал, что ответ не имеет никакого значения.
Он терпеливо дождался Дэдо и извлек из тайника куртки последние пятьдесят франков.
– Дэдо, я знаю, чем мы будем теперь угощать моряка! – сварливо, но весело заявила Жанна, бесстыдно поднимаясь с лежанки.
Теперь Семен отчетливо увидел то, чему пытался не верить: левая нога Жанны почти по колено была деревянная. Накинув на себя какое-то слишком уж просторное, можно сказать, бесформенное платье, Жанна кокетливо подмигнула мужчинам и схватила кошелку. Но вдруг взгляд ее заледенел:
– Что у тебя на спине, моряк?
– Я не знаю, – пожал плечами Семен. – Чешется спина. Не знаю.
И сам спросил:
– А что там?
– Там египтянка! Там опять эта проклятая египтянка! У тебя на спине египтянка, моряк! – с ненавистью заорала Жанна. – Ты вполз к нам в жилище, как ядовитый скорпион!
– Он вполз к нам в жилище, как ядовитый скорпион! – с готовностью подтвердил Дэдо. Он протрезвел и был смертельно напуган.
– Египтянка! Я узнаю! Это та проклятая египтянка! – с животной ненавистью орала Жанна, впиваясь обломанными ногтями в лицо Дэдо. – Почему ты нарисовал свою поганую египтянку на спине этого моряка? Ты обесчестил его! Ты на всю жизнь лишил его покоя!
Она, конечно, преувеличивала: в кривом осколке зеркала, удерживаемом на стене тремя гвоздями, Семен с трудом разглядел несколько стремительных линий – очертания длинной, вытянувшейся вдоль его спины женщины.
Может, она и египтянка, кто знает!
Но Жанна ревновала.
Она бешено ревновала.
Она ревновала, как к живой женщине.
Что же касается Дэдо, то он, наверное, изобразил египтянку совершенно автоматически, в обычном пьяном затмении, не отдавая в том отчета даже себе самому. Может, он принял спину спящего Семена за плоскость почему-то вдруг покосившейся стены. Думал о египтянке и изобразил египтянку. Почему нет? Не все ли равно на чем рисовать! Может, он любил свою египтянку так же сильно, как Жанна любила его.
Этого Семен не мог вынести.
– Не кричи, сестричка, – ласково попросил он Жанну. – Это я попросил Дэдо нарисовать египтянку.
– Зачем? – не поверила Жанна.
– Это моя женщина, сестричка. Понимаешь, это моя женщина, – он огорченно развел руками. – Жаль, что тебе не понравилось. Каждому свое. Но пусть она и не нравится тебе, но я – моряк и хочу, чтобы моя женщина везде сопровождала меня.
– Даже если ты пойдешь ко дну?
– Конечно.
– Тогда немедленно пойди и утопись в Сене!
– Нельзя, – торопливо вмешался Дэдо. Он явно боялся потерять египтянку и в то же время боялся Жанны. – Нельзя, Жанна. Моряк обещал нам за работу тридцать франков, – он тщательно уклонялся от возмущенных взглядов Семена. – Сейчас придет Гийом и сделает наколку. Прямо по этому рисунку. Это не займет много времени. Гийом настоящий мастер наколки. Теперь моряк и его женщина всегда будут вместе. Что в этом плохого, Жанна?
И страшно забарабанил в стену соседа:
– Гийом!
Как ни странно, Гийом тут же появился. Это был тощенький паренек невероятно голодного вида. При нем находились кисточки, баночки с тушью и набор игл.
– Падайте на лежанку, моряк, – приказал он, сразу оценив обстановку. Наверное, он был прекрасно осведомлен о всех тайнах соседей. – А ты, Жанна, пойди и купи кофе и рогаликов. Хорошо, если найдется немного вина, – в это паренек, кажется, не верил. – Работа требует времени, я не хочу, чтобы у меня дрожала рука. Подумав, он понимающе кивнул Дэдо, все еще закрывавшему руками исцарапанное лицо: – Ты справился с заказом моряка, Дэдо.
И повторил:
– Иди, Жанна!
– Нет, – заявила Жанна, и голос у нее дрогнул. – Я останусь здесь, а за кофе – и за вином пойдет Дэдо. Я буду сидеть здесь не ради тридцати франков. Я буду от всей души ненавидеть египтянку. Пусть она лопнет. Пусть кожа этого моряка покроется страшными язвами. Пусть корабль моряка в первом же рейсе потерпит крушение. А ты, Дэдо, не ходи долго, не то я отдамся моряку, – угрожающе заявила она к ужасу Семена. – А потом отдамся Гийому.
И все время, пока проклятый Гийом жег спину Семена раскаленными иглами, Жанна сидела и от всей души ненавидела египтянку.
Потом снова появился Дэдо.
Иногда Семен вскрикивал от боли, его отпаивали.
Вино, боль, сетования Жанны смешались в нем воедино.
Он снова видел, как над каменной головой танцевал голый Дэдо, а кто-то неистово блевал в тазик для умывания. Опять мастерская наполнилась друзьями Дэдо и Жанны. Праздник возобновился и шел три дня, пока «то-то не поджег мастерскую. С шумом приехала пожарная повозка. Мастерскую залили водой, смыв со стены длинноголовых женщин вместе с бумагой, на которой они были нарисованы. Стены пахли дымом, в коридоре летала копоть, одна только каменная голова на полу выглядела освеженной. А фараоны, подоспевшие вслед за пожарниками, зацапали Семена, потому что к этому времени он (к восхищению консьержки, варившей вкусную похлебку из картофеля и бобов) как раз во второй раз побил мясников, пришедших поглядеть на бедных пчелок. В подкладке у Семена были зашиты книжка моряка и последние пятьдесят франков, поэтому он ничего не боялся. Когда его везли в участок, он гордо кричал:
– В Париже у меня собственность. Я не поеду в участок, не взглянув на свою собственность.
Заинтересованные фараоны невольно сделали крюк.
Смеркалось.
На строительной площадке был уложен фундамент, новый дом заметно вырос, но каменная египтянка, купленная Семеном у Дэдо за пятьдесят франков, исчезла.
– Они заложили ее в фундамент!
– Кого? – удивился главный фараон.
– Мою египтянку.
– Вы въехали во Францию не один? Вы въехали во Францию с иностранной женщиной? Она не гражданка Франции?
– Да нет, – пытался растолковать Семен. – Я купил египтянку здесь.
– Вы не ошибаетесь? – Главный фараон был поражен. – Вы действительно считаете, что в Париже можно купить египтянку?
– Они заложили ее в фундамент!
– Вы хотите сделать заявление, моряк? Вы хотите, чтобы мы открыли дело о бесчеловечном преступлении? Хотите свидетельствовать в суде?
Сперва Семен хотел крикнуть: «Да!», – но перед ним, как в дыму, предстали измятое пьяное лицо Жанны и ее деревянная нога… «Моя маленькая сладкая сука…» Желая, чтобы его поскорее выслали из этого страшного города, из этой непонятной страны, Семен попытался ударить главного фараона. К счастью, удар не получился. Нет хороших городов, горько подумал Семен, когда его тащили в полицейскую карету. Все города как рвотное, если нет любви. Эта мысль немного его утешила.
4. Коневой вопрос
На много лет бывший марсовой Семен Юшин утонул в безумной карусели, закружившей мир.
Неизвестно, где провел он годы Первой мировой, скорее всего, плавал под разными флагами на коммерческих судах. В полицейских участках Сингапура или малайского порта Диксон, Танжера или Гонолулу можно, наверное, найти листы полицейских протоколов, отмечавших грандиозные пьяные драки, устраиваемые русским моряком Семеном Юшиным. Только в 1917 году на французском транспорте палубный матрос Семен Юшин пришел в Одессу.
Морскую походку Юшина, его торчащие в стороны лихие усы можно было наблюдать на Дерибасовской и в Аркадии, где он снимал комнатку. Там же он выступал с беспроигрышным цирковым номером: поднимал одним средним пальцем правой руки сто восемьдесят килограммов любого груза. Ему было все равно, кто победил в октябре, но его захватила грандиозная идея построить совершенно новый, невиданный мир, в котором такие простые люди, как он, получат наконец истинную свободу. Попав в Первую конную, Семен служил непосредственно под Семеном Михайловичем Буденным, участвовал в боевых рейдах. Казалось, вот-вот он будет отмечен особым вниманием легендарного командарма, но в сентябре 1920 года в поле под Елизаветградом удар шрапнели свалил Семена с лошади. Когда он очнулся, была глубокая ночь. Где-то далеко-далеко светились огни, но рядом никого не было. Только стоял над Семеном конь, печально фыркал, вздыхал и мотал большой головой.