С некоторых пор Людовик XIV, сам еще не так давно любвеобильный до неприличия, стал настоящим святошей. Вот оно - тлетворное влияние набожной маркизы де Ментенон. Впрочем, не исключено, что совсем даже наоборот.
- Ваше величество, приглашение на аудиенцию как раз прервало мои глубокие размышления на эту тему, - с серьезным лицом и печалью во взоре ответил Грильон. - Обещаю сразу после выполнения вашего поручения вернуться к этому вопросу.
Король понимающе усмехнулся, он еще помнил те времена, когда бы дал графу сто очков вперед в амурных делах. Потом вздохнул, тяжело поднялся и в сопровождении своих министров направился в кабинет Совета.
Грильон поклонился королевской спине, сделал несколько шагов назад, затем повернулся и вышел через другую дверь, ведущую на галерею.
***
- Ужин у короля начинается в десять, - думал Грильон, отрешенно пробираясь через толпу придворных. - Значит, Поншартрен освободится около одиннадцати.
- Граф, граф, - послышались голоса, и дамы окружили его плотным кольцом. - Расскажите, расскажите, как там в Испании.
- Как обычно, - улыбнулся Грильон, отвлекаясь от своих размышлений. - Мы снова победили.
- «Снова»! Скажете тоже! А как же Турин и Рамильи? - возбужденно загалдели политически подкованные дамы.
- Ну, конечно, - едко заметила острая на язычок принцесса де Субиз. - Вы еще напомните нам Гохштедтское сражение, когда Савойский и Мальборо захватили не только всю нашу артиллерию с обозом, но и тридцать четыре кареты с французскими дамами.
- Я полагаю, мадам, что нашлось немало тех, кто им позавидовал, - парировал Грильон.
- Фу, граф, вы просто невозможны, - раздалось со всех сторон.
- Прошу прощения, милые доны, - разыграв удивление, ответил тот по-каталански, - я имел в виду вовсе не то, что вы себе вообразили, - перешел он опять на французский. - Позавидовать должны были Савойскому и Мальборо. Представляете - семнадцать карет с француженками на каждого? И потом, все, о чем вы только что говорили, находится очень далеко от Испании.
- В такой ситуации я бы этим господам как раз не позавидовала, - ледяным тоном отчеканила принцесса.
В последние годы госпожа де Субиз постоянно пребывала в язвительном настроении: особняк Гизов, купленный не так давно ее мужем и почти полностью перестроенный, требовал все новых и новых вложений. Богатство, нажитое благодаря тому, что супруг сквозь пальцы смотрел на интрижку благоверной с его величеством и даже признал своим сына, как две капли воды похожего на короля, таяло на глазах. А надежд на новые милости особенно не было: поговаривали, что маркиза де Ментенон взяла с принцессы клятву встречаться с Людовиком только на людях и не чаще, чем позволяют приличия. Впрочем, госпожа де Субиз была настолько ловка, что извлекала немалую выгоду даже из положения бывшей пассии короля.
- Когда же кончится, наконец, эта противная война? - посетовала низенькая и полненькая мадемуазель Шуэн, любовница дофина.
- Боюсь, еще нескоро. Впрочем, полагаю, что в Испании в этом году активных боевых действий уже не предвидится.
- Несносные мужчины, когда же им надоест воевать! - вздохнула толстушка, колыхнув неимоверным бюстом.
Злые языки утверждали, что именно выдающимися формами эта простушка приворожила наследника престола.
- Напротив, сударыня, войну по большей части поддерживают дамы - те, что стремятся держать своих мужей подальше от дома.
- А мужчины и рады развлекаться там с испанками вместо того чтобы заниматься собственными женами, - презрительно заметила побочная дочь короля Франсуаза Мария де Бурбон, муж которой славился неуемным распутством.
- Герцог Орлеанский, мадам, только что вместе со мной участвовал в кровопролитном сражении, - ответил ей Грильон. - Уверяю вас, ему там было вовсе не до развлечений.
- И все же, граф, поведайте нам, каковы испанки? - живо поинтересовалась какая-то дама.
- Они восхитительны... - ответил тот. - Но француженки все же лучше, - галантно добавил он после акцентированной паузы.
- Скажите, господин де Грильон, почему вы не носите вами же придуманный галстук? - спросила, раскрасневшись от смущения, молоденькая дочь бригадного генерала де Карвуазена.
- Я освободил место, чтобы придумать что-нибудь новое после битвы под Альмансом, - ответил граф.
Придворные дамы дружно рассмеялись. Однако они явно льстили Грильону, поскольку моду на галстуки «а-ля Стейнкерк» ввел вовсе не он, а сам маршал Люксембург, получивший прозвище «Обойщик Нотр-Дам» за то, что после Неервиндена захваченными полководцем вражескими знаменами были увешаны все стены собора. Дело было так.