- Спасибо за лестный отзыв, господин де Грильон, но все же не настолько хороша, как вы это себе только что представили, - улыбнулся д’Аржансон. - И потом, я не имею привычки шпионить за королем. Все гораздо проще. Дело в том, что это моя идея.
- Вот как?
- Месяц назад я предложил его величеству создать специальный орган, который занимался бы исключительно вампирами.
- В таком случае я не понимаю, почему король поручил это мне, а не вам самому?
- Полагаю, из Версаля виднее.
- Пусть так, - согласился Грильон. - Однако в настоящее время я не располагаю какими бы то ни было ресурсами. Могу я просить вас о том, чтобы ваши люди собирали и передавали мне информацию по вампирам?
- Да, конечно, я буду присылать вам все, что касается этого дела.
- У меня есть к вам еще одна просьба, господин д’Аржансон, - продолжил Грильон. - Мне нужно знать места, где можно отыскать матерых уголовников.
- В тюрьме, - сурово ответил начальник полиции.
- Это само собой разумеется, но вы меня не поняли. Мне нужно завербовать для этого предприятия закоренелых преступников. Честно говоря, я не очень представляю себе моих драгун, гоняющихся за вампирами. Хотя и неясно, насколько можно доверять бандитам, другого выхода я не вижу. Что скажете?
- Еще раз убеждаюсь в мудрости его королевского величества, - без тени улыбки ответил д’Аржансон. - Он подыскал прекрасную кандидатуру для этой сложной миссии. Вы на верном пути, граф, осталось только довести мысль до логического конца.
- Вы имеете в виду... Черт, как же я сразу не догадался?! - выругался Грильон. - Не просто преступники, а преступники, сидящие в тюрьме! А еще лучше - приговоренные к смертной казни!
Начальник полиции слегка поклонился, маскируя ехидную усмешку. Но Грильон, обычно самолюбивый до болезненности и не терпящий даже намека на превосходство в отношении своей персоны, на этот раз не заметил неприкрытого сарказма.
Покидая особняк д’Аржансона на Вьей дю Тампль, Грильон невольно бросил взгляд на соседний дом маршала д’Эффиа, где жил когда-то бедняга Сен-Мар, миньон Людовика XIII, казненный в возрасте двадцати двух лет. Потом он двинулся в противоположном направлении, спустился по улице Барр мимо церкви Сен-Жерве к Сене и свернул на набережную. Стоял чудесный летний день, и граф, несмотря на то что торопился, непроизвольно замедлил шаг. Пройдя по течению реки мимо апофеоза французского правосудия и главного центра развлечений черни - Гревской площади, он приблизился к кварталу, от которого шарахался каждый здравомыслящий парижанин. В середине зловонного царства скотобоен, неопрятных таверн и грязных узких улочек, где случайного прохожего запросто могли зарезать вместо поросенка даже белым днем, стояло массивное четырехугольное здание, внушающее обывателям настоящий ужас, - тюрьма Шатле.
Незавидна судьба человека, попавшего в эти мрачные стены. Большое мужество требуется невиновному для того чтобы не признаться в чем угодно после жестокой пытки водой или, как ее еще называли местные остряки, «пытки питьем». Когда-то здесь, готовясь к смерти, написал свою «Балладу о повешенных» приговоренный по ложному обвинению к этой унизительной казни Франсуа Вийон.
Развеет ветер нас. Исчезнет след.
Ты осторожней нас живи. Пусть будет
Твой путь другим. Но помни наш совет:
Взглянул и помолись, а Бог рассудит.[1]
По счастью, покровительство тогдашнего парижского прево спасло от неминуемой гибели этого блестящего поэта, бродягу, магистра искусств, уголовного преступника и философа. Да будут здравствовать меценаты!
- Месье де Грильон!
Высокий молодой человек, весь обвешанный оружием, преградил ему дорогу. А, это шевалье де Кревкер, бретер и забияка. Только его сейчас не хватало!
- Вот так встреча, граф, я не видел вас уже сто лет!
- Мое почтение, сударь. Я с удовольствием поболтаю с вами в другой раз, а сейчас очень спешу.
- Полноте, господин де Грильон, перекинуться парой слов не займет много времени. Вот смотрю я на вас: вы ведь великолепный стрелок, но почему-то при одной только шпаге.
- В Париже я не ношу с собой пистолетов, - нетерпеливо ответил граф.
- С каких это пор?
- С тех самых, как один мой знакомый герцог, по понятным причинам я не могу назвать его имени, отстрелил себе детородный орган, забираясь в окно к любовнице.
- Вечно вы шутите, граф! - рассмеялся шевалье.
- На этот раз я говорю совершенно серьезно.
- Слово дворянина?
- Слово дворянина!
- Что-то я не слышал ничего подобного, - с сомнением в голосе протянул де Кревкер.