Домой она пришла в полусне, болела нога, на бедре расползлась огромная гематома. Ей позвонила мать, которая собиралась забрать сына из школы и отвезти в бассейн.
–Ну как дежурство, много больных приняла? – спросила она.
–Двоих. – ответила Ольга Борисовна.
–А, так у тебя было хорошее дежурство, ну так я за Леней не пойду, сходи сама, что-то я себя плохо чувствую.
У доктора не было сил ни спорить, ни просить, она положила трубку, приготовила обед и похромала в школу за сыном.
УБИЙЦА
– Что-то у нас новенькая бабуська никак не угомонится – сообщила медсестра дежурному врачу, пришедшей в ночной обход. – может глянете?
– А что за бабуська? – спросила врач.
– Да поступила вчера по скорой, старенькая уже, хорошо за восемьдесят, вены себе порезала. Говорит, вроде дочку свою убила, не спит, все плачет и плачет.
– Как дочку убила, за что? Она что – больна шизофренией? – изумилась доктор.
– Да вроде бы нет, бабка как бабка, а чего убила я толком и сама не знаю.
– Так позвать ее? – спросила медсестра.
– Ну, зовите, зовите в ординаторскую, я сейчас туда пойду – сказала врач и пошла в кабинет.
Ей пришлось ждать довольно долго. Наконец, в комнату, передвигаясь с помощью ходунков, вошла маленькая сухонькая старушка в аккуратном фланелевом халате, красном с беленькими цветочками. Старушка с трудом опустилась на стул напротив доктора, достала из кармана тряпку, кусок то ли простыни, то ли наволочки, и сразу начала плакать.
– Что случилось? – спросила врач.
– Да вот получается, что дочку я свою убила, теперь не знаю, как жить и зачем – больная закрыла лицо своим импровизированным платком и заплакала еще сильнее.
– А, как получилось? – задала вопрос доктор.
– Дочка у меня сильно болела. Раньше пила много, потом побили где-то, голову пробили, ноги у нее совсем отказали. Лежала она уже в кровати все время, вставать не могла, в больницу нигде брать не хотели, отказывались, – старушка говорила быстро, захлебываясь – а потом у нее на спине ниже поясницы пузырь какой-то образовался, потом лопнул, начал гноиться, а мне даже под нее чистую простынку не подсунуть, я ведь еле хожу. И так она мучилась и от боли, и от того, что встать уже не может, наверное, сама бы скоро померла, она уже даже сигарету в руках сама не могла держать, такая слабая была. И говорит мне: «Мама, давай вместе умрем, ведь мучаемся обе, сил больше нет, устала я». А ей психиатр из диспансера какие-то таблетки выписала, чтобы лучше спала, только предупредила, что они очень сильные. Ну, я ей много их дала, потом запить водой дала, а когда она проглотила, таблетки то, я тоже их много выпила и рядом с ней легла, обнявшись. А в этот день социальная сестра пришла к нам, у нее ключи были. Она нас увидела и скорую вызвала, только дочка умерла, а я вот выжила, – старушка замолчала, продолжая стирать с лица слезы.
Доктор некоторое время потрясенно молчала, затем спросила: «А у вас еще дети есть?»
– Нет, одна она у меня, и внуков нет, что-то у дочери там не так было, а потом и вообще матку вырезали.
– А, ее отец жив? – врач задавала обычные вопросы, не зная, как продлить этот разговор и не в силах его закончить.
– Да он какой– то ненормальный был, да и не любила я его никогда, развелись, когда дочке было 7 лет, – бабушка тяжело вздохнула.
Врач в затруднении молчала, думая, что надо уходить, что все ясно, но уйти не могла.
– Ну, а чем вы в жизни занимались и дочь ваша тоже? – задала она очередной вопрос.
– Я -то, я всю жизнь уборщицей проработала. Дочка тоже образования не получила, так на разных работах была – то тоже уборщицей, то посудомойкой. Пока муж ее жив был, она еще ничего была, хотя они вместе и выпивали, а как умер десять лет назад, совсем она спиваться стала, и все это с ней приключилось. Бабушка все продолжала плакать: «Как же мне теперь жить, зачем, она, доченька умерла, а я, старая, живая! Даже хоронили без меня, я ведь много дней в реанимации лежала, еле откачали, а зачем? Я ведь вены себе резала, только кровь почему-то не шла. Внук брата моего скорую вызвал, привезли меня сюда. Дело на меня завели за убийство, судить будут. Господи! Зачем меня не взял, зачем мне жить! Я уж и молиться стала, хоть и несильно верующая, но не отпускает меня тоска! – старушка уже не плакала, на лице у нее была такая мука, что доктор невольно отвела глаза.
Потом они долго молчали, наконец, врач сказала: «Молитесь, это все что у вас осталось – за себя, за дочку вашу несчастную. Может Бог и не дал вам умереть, что бы вы о душах ваших молились. А плакать чего уж теперь, теперь уж нечего плакать, ничего не изменишь».