В некотором царстве, в некотором государстве еще при царе Горохе жила да была Жар-Птица.
И повадилась эта Жар-Птица разорять царский сад. То яблоки побьет, то вишню обнесет, а то царицыны цветочки потопчет - ну спасу от нее нет! Осерчал царь Горох и повелел:
- Какой богатырь мне Жар-Птицу добудет и в клетке принесет, тому терем белокаменный пожалую и шубу соболью!
- Экой ты, государь, - тихонько буркнул воевода и думный боярин Путята. - Добро бы полцарства да царску дочку в жены, как порядошный царь, а то...
- Что полцарства, что полцарства? У меня не столько царств, чтобы половинами разбрасываться, - молвил ему царь. - И не столько дочек, между прочим. Одна, и той десять годков стукнуло давеча, кака из нея жона? А терем да шубу с царского плеча - в самый раз. У нас тут места не особо лесные, соболя того еще поди набей на шубу-то.
А царство у царя Гороха и верно было малое, да еще и стояло в лесостепи - скорее дрофу добудешь аль сайгака, чем соболя. Да слово не воробей: молвил - назад не заберешь.
По совести, так и богатырей в царстве - раз-два, и обчелся. И все таковски, что царя тоже понять можно: дочка одна, а женихи доброго слова не стоят. Но нашлись и у Гороха в гриднице витязи.
Первым польстился на терем да шубу Димитрий - боярский сын. Высок был Димитрий, лицом красен, жуковинья златы носил да кольчугу пластинчату - дорогую! Правда, что войны в царстве том уж сорок годков не бывало, так и неясно, каков из Димитрия витязь, а с виду статен да силен.
Едет Димитрий на баском коне, плащом алым красуется. Вот и мост через речку Смородину. С нашего краю - Явь, мир обычный. А с того конца уже Навь начинается. Грянул Димитрий шапку оземь, свистнул молодецким посвистом - и поехал по мосту.
И встречает его котище Баюн - железны когти. Очи искры мечут, зубы остры блестят.
- Фу-фу, русским духом пахнет, - молвит. - Чего тебе надобно, человече?
- Какой я тебе человече? Я сын боярский, - возмутился Димитрий. - Поди прочь, кошатина!
- Так и я тебе не кошатина, а страж земель сих. Поклону и вежества требую!
- Чего? Это чтобы я, боярский сын, перед животиной шапку ломал? Ах ты!
Выхватил Димитрий меч булатный из ножен узорчатых. Да как рубанет котищу через всю грудь, да через брюхо, да по шее!
Вскрылась грудь котовья с хрустом, так что и сердце из нее выскочило. Распалось брюхо - кишки повылезли наружу. А от третьего удара башка котовья отскочила да и покатилась.
- Тако тебе, окаянный, - молвил Димитрий и коня пришпорил.
А того не заметил, что повалялась голова, покаталась, да и обратно покатилась - скок, и на шею обратно прыгнула. А кот-то из поясного мешка фиал достал, глотнул - голова приросла, грудь у кота зарастать начала, да и брюхо - затягиваться. Другой фиал достал, глотнул - задышал, чихнул да как зарычит!
Прыгнул кот на богатыря. Когтями железными кольчугу его разодрал - только пластины посыпались. Шелом богатырский вместе с подшлемником войлочным лапой сбил, а второй лапой горло богатырю вскрыл и ну кровь лакать!
А тем временем в царстве у царя Гороха новый богатырь нашелся.
Послушал он пересуды соседей и молвит:
- Эки вы, соседушки! Пошто богатырю полцарства? Им управлять надоть. Подати собирать, а ну как народ их платить не захочет да в болоте притопит? Войско содержать, а на него расходов немерено. Дороги мостить - хлопот не оберешься. А уж дочка царска - и вовсе сплошной разор, одни жемчуга да канитель золота в долги вгонят! Нет уж, мудрый у нас царь, все по уму делает. Терем тот боярину какому сдам, - размечтался, - а шубу соболью на гильдейское заседание надевать буду, пусть все купцы в царстве видят, каков я молодец!
Звали того богатыря Петро - купецкий сын.
Взял Петро коня - не шибко резвого, ну дак и не боевого, взял кольчугу - легкую, дорожную, у купца воинская-то откуда, шапку сверху заместо шелома - хорошу шапку, горностаеву, лук со стрелами, да и поехал по мосту через Смородину.
Видит - ждет его котище Баюн, железны когти.
Спешился Петро. Понял сразу - начальство это Навское. Шапку скинул, поклонился в пояс, молвил: "Исполать тебе, батюшка кот, дозволь пройти", - кот его и пропустил.
Ан глядь, дальше на дороге Змей Горыныч воссел.
- Во блин, - говорит старшая голова, - смотри, какой фраерок чешет!
- Да уж помягче, чем тот щеголь, которого наш котик Баюн отведал, - хихикнула левая.
- Я таки предполагаю, - молвила правая, - шо с этого мальчика мы можем поиметь гешефт!
Эх, не ведал Змей Горыныч, с кем связался.
- Чего? - вскипел купецкий сын. - Да ты, чудище зеленое, чешуйчатое, с кого мзду требуешь? Как посмел? Я самому царю пошлины плачу, а не змеюкам всяким! Не дам тебе и гроша ломаного! Я, может, сюда для того и пришел, чтобы богатства раздобыть, а не для того, чтобы последнее по змеюкам разносить!
Осерчал на те слова Змей Горыныч.
- Ах ты, жадюга! - рыкнул в три головы. А затем в три головы же и огнем на богатыря дохнул. Тот, правда, успел лук вскинуть да стрелу испустить, но разве той стрелой змееву чешую возьмешь?
Зажарился бедный Петро в своей кольчуге, аки гусь в сетке над костром. Кафтан сгорел, кожа обуглилась, тело белое, молодое испеклось. Да и коню его конец пришел. Склонился над ним Змей Горыныч и давай пожирать Петра да кониной зажевывать.