Папа не лгал.
Больно не было.
Тарантино умер счастливым-.
Мальчик стоял у подъезда, у железной двери с кодовым замком. Код не срабатывал, ключа не было. Прижимал к груди игрушечный джип. Ждал, пока кто-нибудь войдёт или выйдет.
А ещё — знал, понимал, ощущал всё, что происходило сейчас на пустыре-болоте. И это ему не нравилось. Он стоял, почти уткнувшись лицом в железо двери.
А когда обернулся — перед ним была девушка.
— Хайле[2], Царь! — К мальчику никто и никогда так не обращался.
Но он понял.
— Я не царь, я Андрюша.
Он крепче прижал к груди джип.
— Ты прошёл Испытание! Я, Адель, посланная Побеждать, нарекаю тебя Царём! И будет Царствие твоё над Живыми!!
Голос гремел, синие глаза сверкали.
Потом она развернулась и пошла.
Каблучки цокали по асфальту — и слышался в том звуке далёкий стук копыт, и звон оружия, и зов трубы.
Труба пела тревожно.
— Совсем кришнаиты поганые умом подвинулись, креста на них нет, ещё к ребёнку привязалась, стерва бесстыжая, как толь… — Бабка, бывшая единственной свидетельницей Наречения, бормотала монотонно, даже ругательства вылетали без следа эмоций.
Старые люди бывают разными. У одних — не врут поэты — действительно до самой смерти бьются сердца Любящих. Или сердца Воинов. У других не бьётся ничего — так, сокращается что-то по инерции. Они мертвы, и не обманывайтесь внешними признаками. Движутся не одни живые. Дёргаются даже отрубленные лягушачьи лапки под током.
Старуха была мертва. Продолжая скрипеть на той же ноте, она пошаркала куда-то по своим делам — делам трупа.
Дверь подъезда скрежетнула — выходили люди. Мальчик пронырнул между ними. Андрюшка, наречённый, мчался вверх по лестнице, прижимая к груди трофейный джип.
Впереди его ждало многое.
Прохожие удивились.
Несущийся куда-то со спринтерской скоростью молодой человек остановился мгновенно, опровергнув все рассуждения физиков о времени торможения.
И застыл.
Окажись рядом скульптор — точно бы схватил карандаш и набросал эскиз к будущей статуе. К аллегорической фигуре «Недоумение». Скульптора не было. Не было также (уже у молодого человека) головного убора, носков и ремня на спадающих брюках. Судя по состоянию шевелюры, расчёска у недоумённого юноши тоже отсутствовала…
Слава Полухин не понимал ничего.
Нет, слабо сказано, затёртый штамп.
Разве так: НЕ ПОНИМАЛ НИЧЕГО.
Зачем, едва проснувшись, он выскочил из дома?
Куда нёсся?
И почему остановился?
Дежа-вю какое-то…
Секунду назад ему казалось, что понятно всё: и причина, и цель этой гонки… Раз — и всё исчезло. Он прекрасно помнил, что делал, проснувшись, помнил до мельчайших подробностей… Не знал только: зачем?
Он стоял долго. В реальность Славу вернул насмешливый мужской голос, посоветовавший застегнуть ширинку.
Он медленно пошёл по тротуару… Вердикт десятиминутных раздумий гласил: приснилось что-то…
Вообще-то Слава был весьма внушаем и даже сам себе мог внушить что угодно… Но всё равно его эта хилая версия не устроила. Приснилось? Ну да, погано спал сегодня, ну да, кошмары мучили… Бывало с ним такое после рейдов, хоть и не признавался никому в «Хантере»… Бывало — но по улицам с расстёгнутыми штанами он не бегал.
Решать проблемы в одиночку Полухин был не способен категорически.
Надо пойти и посоветоваться.
Советовался он всегда с одним человеком…
Глава 9
Образование Вани к точным наукам отношения не имело. К гуманитарным, впрочем, тоже.
Экономика и право.
Экономика и право — науки объёмные, состоящие из многих дисциплин. Но экстрасенсорику в их число при вёрстке учебных планов как-то не включили. Забыли, видимо…
Хотя Ваня подозревал, что ни гуманитарные, ни технические корочки ему тоже бы не помогли. Возможно, чему-то в этом роде учат в какой-нибудь Академии Космического Разума, но и их бутафорский диплом в дальнем ящике Ваниного стола не валялся…
Осталось полагаться на здравый смысл и логику. Ни то, ни другое у него не хромало.
Итак: что мы имеем?
Некую особенность организма, ранее неизвестную. Шестое чувство.
Что хотим узнать?
Что, что… Известно что: откуда оно взялось? и что с ним теперь делать?
Физиологические аспекты явления — в сторону. После как-нибудь. Вскрытие покажет.
2
Для читателей, не слишком внимательно изучающих примечания, а также для политически озабоченных граждан, вынюхивающих всюду красно-коричневый всемирный заговор, стоит повторить: не надо ассоциировать приветствие «Хайле!» с поганым нацистским «Хайль!».