Дано — доказать. Простенькая такая теоремка из учебника шестого класса.
Когда появилось это, Ваня знал. Ночью, на выходе из подвала… Прохор… Прохор соврал ему — и он почувствовал… Стоп. Может, всё началось раньше? А ему просто не лгали? Почему бы и нет, доверять надо людям… Надо найти заведомую ложь.
Он прокручивал ночь и вечер назад, как киноплёнку, — дальше, дальше, стоп… Вот оно! Полухин. Они стоят у ворот, готовят оружие… Славка говорит: крыс немерено… А всё не так… Но Ваня ничего не чувствует.
Хм… Но Полухин-то был уверен! Не стал бы так подставляться с пустым объектом, Прохор ему ещё припомнит. Прохор злопамятный.
Тогда возникает маленький вопрос, даже два: лжёт ли человек, если уверен, что говорит правду? и определяет ли это дар?
Ваня слегка запутался…
Мала статистика, нужен эксперимент.
М-да… а как его поставить? Обратиться к соседям с невинной такой просьбочкой: «Вы соврите мне что-нибудь, но при этом будьте уверены, что всё сказанное — правда!» Надо Думать, результатом смелого опыта станет устойчивая репутация ширяющегося наркомана… Нет, к соседям нельзя… Позвонить кому? И что сказать?
Под конец у него мелькнула даже дикая мысль надиктовать ложь на магнитофон и протестировать себя самого… Препона была та же — несовместимость случайной и заведомой лжи.
Ваня оделся и вышел.
Есть идея…
— Страж стоит на Пути, Спящий проснулся. Царь наречён. Что за сомнение гложет тебя, брат?
Когда кто-то тщится делать не данное ему — это смешно. Чаще всего. Но иногда это страшно.
Даниэль сомневался.
Страшен вид несущего Меру, когда он в сомнениях. И лучше не быть тогда на пути его.
Адель — была, ибо путь их общий.
— Царь. И то, что его надо убить…
— Я понимаю тебя, брат… И скорблю с тобой… Но если он взрастёт и познает силу свою. Он и сейчас силён. Убивающий был бы повержен им. Даже если бы Спящий не проснулся…
— Страшна наша Битва, сестра… И страшен будет Час её.
— Извините. Подскажите, пожалуйста, который час? Прохожий бросил беглый взгляд на циферблат.
— Половина первого.
— Большое спасибо.
Соврал, определённо соврал.
Прохожий отошёл, Ваня достал часы из кармана. Тридцать пять минут. Понятно, отстают часы у мужика или округлил…
Всё ясно. Эксперимент, можно завершать. Десять опытов. Четыре правдивых ответа. Ну, с этими понятно, хорошие часы, идут с точностью до минуты… А вот пятеро лгали, и Ваня это почувствовал… И не важно, спешили или отставали их ходики. Важно иное — ну никакого нет резона преднамеренно врать случайному прохожему о времени… Один, правда, соврал нагло — нет часов, дескать. Спешил, рукав засучить ленился? Какая разница…
Ваня вернулся домой.
Всё ясно.
То есть, конечно, ничего не ясно.
Ясно лишь, где он подцепил этот вирус.
В подвале. В очень странном подвале. В подвале, где не было дичи. И где лежала на сырой земле крепко спящая красавица.
Есть версия. Гениальная. Блестящая и неподражаемая. Можно писать фантастический роман в трёх частях с прологом и эпилогом. Ау, где тут ближайшее издательство?
Значит, так. Пару миллионов лет назад грохнулся корабль пришельцев. На территории будущей птицефабрики. Но не простых, не всем знакомых зелёных человечков. Эти особенные. Говорят одну правду — по той причине, что все поголовно чуют ложь. Такая уж у них на планете микрофлора — все заражены вирусом правдоискательства. Короче, грохнулись. Занавес. Акт второй. Наши дни. Место то же. Корабль наконец проржавел, и инопланетная зараза просочилась наверх. И ножки Буша тут ни при чём — фабрика накрылась по другим причинам. Народ с неё побежал. Трудно работать стало. Вахтёр каждого спрашивает: а не выносишь ли ты, милый друг, чего с родного предприятия? И хрен донесёшь родным чадам свежей курятины. Акт третий. Два отчаянных диггера, В. Полухин и…
Стоп. А как же Славка? В нём тоже должно бы прорезаться… Надо…
Как тут же выяснилось, у Полухина могли прорезаться и иные способности. Например, телепатические.
Потому что в этот момент он позвонил в дверь.
Папа поднялся.
Папа вытер губы.
Папа посмотрел вокруг. Далеко посмотрел — не глазами.
При всём несходстве сущностей чувствовал он себя как человек.
Как человек, давший зарок не пить и долго державшийся. А сейчас выпивший первую рюмку. То же самое ощущение лёгкости и облегчения от опостылевших пут, и лёгкое смущение, и некий самообман: ну, одна, ну и что, только сегодня — завтра снова завяжу; и глубокое, запихиваемое ещё глубже знание: что ничего он не завяжет, что впереди пропасть; но! — шальной кураж от предвкушения сладости, пьяняще-пугающей сладости свободного падения; и — подсознательное желание скорее сделать шаг к краю, к краю пропасти…