Этих-то разбойников и боялся больше всего тупик, сидевший у входа в своё гнездо, на краю колонии.
Он был стар и опытен. Он знал, что легкокрылые поморники, хотя они и вдвое меньше полярных морских чаек, были гораздо опаснее их, так как очень храбры. В гнезде послышалось нетерпеливое карканье голодного птенца. Тупик повернулся, сунул свой большой клюв в нору и что-то тихо проворчал, как бы успокаивая своё дитя. Когда он вытянул голову обратно и взглянул вверх, перья на его шее взъерошились, и он сердито щёлкнул клювом. Огромный поморник ржавого цвета с черными крапинками, длиннохвостый, с крыльями, как у коршуна, кружился прямо над ним и смотрел на него злыми глазами.
Минуты за две перед этим жена тупика, отправившаяся на охоту в море, заметила жирную селёдку на глубине одного фута под поверхностью прозрачной, зеркальной волны. Расплескав во все стороны воду, она нырнула и пустилась преследовать рыбу, которая плыла с поразительной быстротой. Чтобы догнать её, тупичихе пришлось пустить в ход не только свои сильные перепончатые ноги, но и короткие крепкие крылья. Так мчалась она под водой, похожая сверху на странное существо, на какую-то фантастическую смесь птицы и рыбы. Наконец она поймала селёдку и крепко стиснула её своим сильным клювом. Затем, отчаянно хлопая крыльями и разбрызгивая воду, она выбралась из моря, поднялась на воздух и, как пуля, понеслась прямо к дому с добычей во рту, прорезая высокую пену прибоя.
Тупик поднял глаза и увидел свою летящую подругу. Поморник, следивший за его взглядом, также заметил тупичиху и жирную селёдку, которую она несла. Без малейшего усилия, одним только великолепным взмахом, распустил он свои длинные крылья и пустился ей наперерез.
Тупичиха, несмотря на свой огромный клюв и на тяжесть селёдки, понеслась стрелою над утёсами, когда увидела спускавшегося к ней хищника. Она метнулась в сторону и удачно избежала удара. Но в то же мгновение она почувствовала над собой взмахи крыльев, едва не сбившие её на землю. Длинный, прямой и крючковатый, как у коршуна, клюв громко щёлкнул у самой её головы, пытаясь схватить рыбу, которую она несла. Но птица, несмотря на свой испуг, всё же не растерялась. Стараясь крепко держать свою добычу, она уравновесила крылья и снова полетела к своей норе. Тут и муж заметил грозившую ей опасность. После короткого колебания он бросился вниз по откосу, спеша на помощь жене. Как бомба, он налетел на хищника, который готовился ко второму нападению. Взбешённый тупик набросился на разбойника сзади и едва не перевернул его вверх ногами. Целую минуту поморник отчаянно хлопал крыльями, чтобы удержаться на воздухе и не разбиться о скалы. Когда он наконец пришёл в себя, его противник был уже на море и с наслаждением плавал в волнах. Тупичиха, продолжавшая держать рыбу в своём уродливом клюве, успела тем временем скользнуть в гнездо и принялась кормить своего прожорливого птенца.
Поморник был вне себя от своей неудачи. Будь он коршуном или соколом, на которых он до некоторой степени был похож, и будь у него такие же, как у них, смертоносные когти, нападение на самку тупика окончилось бы совсем иначе. Но его красивые черные ноги не были вооружены ничем, кроме перепонок для плавания. Единственным его оружием были крючковатый клюв и длинные, сильные крылья. Но при его смелости и это оружие почти всегда обеспечивало ему победу. И потому поражение, которое ему только что нанесли две маленькие серьёзные птички, необычайно его рассердило. Со злобным криком понёсся он вдоль стерёгших свои норы тупиков, преследовавших его негодующим щёлканьем своих клювов. Щёлканье это, несмотря на громкий рёв прибоя и на пронзительные вопли морских птиц, отчётливо разносилось по всему острову. Время от времени поморник спускался ниже и наносил удар крылом какому-нибудь из этих бесстрашных часовых. Часовой сразу поднимался, ерошил свои перья и затем с оскорблённым видом снова занимал свой прежний сторожевой пост.
Но не из одной только жажды мести летел поморник над владениями тупиков. Он хотел есть — всё равно что: рыбу, яйца или птенцов. Прекрасный рыболов — хотя он не мог сравниться с тупиками, потому что не умел плавать под водой, как они,— он предпочитал однако, чтобы другие охотились для него, и любил отнимать силою добытую честным трудом добычу. Смелый и бесстрашный разбойник, он любил грабёж ради грабежа, И когда он летел над норами тупиков, несколько кружившихся в воздухе морских чаек поспешно спустились ниже, желая посмотреть, чем всё это кончится. Они надеялись, что в суматохе и им удастся, может быть, чем-нибудь поживиться.
Вдруг поморник заметил над собою тупика, который летел с моря и нёс в клюве какую-то необыкновенно красивую рыбу. Счастливый охотник мчался прямо к своему гнезду, но ловкий разбойник одним взмахом очутился перед ним. Крылья двух противников переплелись. Тупик, получив удар в спину, уронил добычу; рыба упала перед ближайшей норой. Владелец норы протянул с быстротой молнии голову и, схватив неожиданно упавшую ему с неба пищу за хвост, повернулся, чтобы скользнуть с нею в гнездо. Но длинный клюв поморника вцепился в то же мгновенье рыбе в голову. Секунды две каждый из них тащил к себе добычу, хлопая крыльями и глухо ворча. Оскорблённый владелец рыбы, уже успевший оправиться, тоже схватил её клювом поперёк живота и принялся тащить и трясти.
Перья и песок летали по воздуху над тремя бойцами. Но сидевшие вблизи тупики не обращали никакого внимания ни на шум схватки, ни на хлопанье крыльев и лишь изредка поворачивали свои большие клювы. Зато чайки кричали во всё горло и спускались всё ниже, надеясь принять участие в свалке.
Но не успели они погрузить в добычу свои жадные носы, как борьба кончилась. Рыба была разорвана на части. Тупик, схвативший её за хвост, попятился с торжествующим видом назад и скрылся с ним в норе. Настоящий владелец остался только с тем, что поместилось у него в клюве. А разбойник, успевший захватить самую большую долю добычи, пробрался широкими взмахами крыльев вверх сквозь крикливую стаю чаек. Поднявшись высоко над ними, поморник направился к плоскому уступу в глубине острова, где он вместе со своей подругой устроил себе гнездо.
Тем временем рядом с утёсом случилось происшествие, которое страшно взволновало чистиков и полярных чаек.
Каждая пара чистиков, как мы уже говорили, клала одно только яйцо и, не устраивая гнезда, оставляла его лежать на обнажённом узком выступе скалы. Обыкновенно эти яйца были расположены на таком расстоянии друг от друга, чтобы родители могли свободно их высиживать. Все яйца по цвету были так похожи одно на другое, что сами владельцы часто смешивали их. И вот случилось, что две самки, положившие яйца на выступе скалы, объявили своим одно и то же яйцо и захотели высиживать его одновременно. С глухим гортанным ворчанием они затеяли драку. Мужья их, только что вернувшиеся с рыбной ловли, тоже приняли участие в споре. В суматохе яйцо скатилось с уступа и разбилось о скалы. Но чистики в пылу битвы этого не заметили. Мало-помалу борьба двух семейств взволновала ближайших соседей. Соседи тоже присоединились к свалке, и их несчастные яйца посыпались одно за другим через край выступа. Большие морские чайки, жившие шумной колонией на вершине утёса, мигом спустились вниз, спеша воспользоваться неожиданной пищей. Они любили яйца и с радостными криками носились по воздуху ниже того места, где с прежним рвением чистики продолжали сражение. Некоторые из падавших яиц чайки ловко подхватывали клювом и тут же, во время полёта, их высасывали, а другие поедали на скалах. Глупые чистики дрались долго. Множество яиц летело вниз. Восторженно кричали пировавшие. Весь этот шум обратил на себя внимание и тех морских чаек, которые сидели на своих яйцах и должны были оставаться на своих гнёздах, не покидая их ни в каком случае. Кончилось тем, что они забыли лежавшую на них ответственность и, привстав на своих гнёздах, стали смотреть жадными глазами вниз, выставив наружу свои хищные жёлтые клювы. Многие из них не могли побороть искушения и с хриплыми стонами бросились вниз, чтобы присоединиться к грабежу.