Не поздно ли? Она уже видела вблизи себя длинное и страшное тело прожорливой хищницы. Употребив последнее, судорожное усилие, от которого едва не разорвалось её сердце, она добралась до воздушной дырки, поднялась наполовину из воды и в последнюю минуту перед смертью обернулась в страхе назад.
К великому её удивлению щука больше не гналась за ней. Она находилась в середине того столба света, который лился из отверстия: во льду. Таинственный кусок исчез, но бурая крыса не заметила этого. Всё внимание её было поглощено каким-то странным и ужасным поведением щуки. Её длинное серо-зелёное тело раскачивалось взад и вперёд, то выходя из яркого круга, то снова попадая в него. Страшные челюсти рыбы двигались из стороны в сторону, и бурая крыса увидела между ними тонкую верёвку, которая тянулась наверх и уходила наружу. Ещё минута — и щука прыгнула прямо вверх, взволновав вокруг себя воду, и пропала.
Всё это было совершенно непонятно для бурой крысы. Она дрожала всем телом. Несколько минут сидела она, не смея пошевелиться. Никогда ещё ей не было так страшно. Наконец, всё ещё в нерешительности, она направилась прямо к своему подземелью и укрылась в самом отдалённом углу норы. Она никак не могла понять, почему так бесследно исчезла большая щука.
ЕДИНСТВЕННЫЙ
I
Родился он не в тёмной горной пещере, подобно тысячам своих угрюмых предков, а в тесной железной клетке, на соломе. Вместе с ним родились два брата и сестра. Жить им предстояло в неволе. Вот почему молчаливая и неукротимая мать их, которая безумно любила свободу, не в силах была перенести ту мысль, что детёныши обречены на жизнь в рабстве, и хотела без всякой пощады убить их, когда ещё слепые они сосали её грудь. Но бдительный сторож предупредил её намерение. Щенки большого лесного волка, рождённые в неволе,— существа редкие и драгоценные. Вот почему четырёх маленьких волчат, беспомощных и визжавших от голода, передали на попечение приёмной матери — собаке, огорчённой недавней потерей своих собственных детей.
Когда волчата настолько выросли, что их можно было отнять от груди, двух братьев и сестру, сильных и здоровых, продали торговцу дикими зверями, который отвёз их в Гамбург. Но Единственный, как его назвал укротитель Томми, остался при цирке. Он был самый большой, самый смышлёный и самый способный волчонок из всего выводка. Томми отлично понимал животных и надеялся сделать из него лучшего артиста всей цирковой труппы.
Джо Томми был охотником в далёких лесах Нью-Брунсвика. Там он изучил нравы диких зверей и почувствовал отвращение к охотничьему ремеслу. Душа его возмущалась убийством животных. Оставив своё прежнее занятие, он бесцельно бродил по стране. Посетив однажды кочующий цирк, где показывали двух учёных медведей и небольшого слона, он понял вдруг своё призвание. Он понял, что рождён быть укротителем зверей. Он нанялся в цирк. Не прошло и года, как он сделался известным укротителем и поступил на службу в один из самых крупных зверинцев в Америке. Он прославился не только своим удивительным уменьем управлять животными, но и своей внешностью, так как на арену он всегда выходил в костюме жителя далёких лесов, из домотканой материи, а не в обыкновенном цирковом наряде.
Единственный! Странное имя для рождённого в неволе волчонка. Но он рос, и прозвище его всё более оправдывалось. Находясь под влиянием своей кроткой приёмной матери-собаки, он полюбил своего укротителя. Но с другими людьми и животными он был сдержан и холоден. Вся его привязанность сосредоточивалась на Томми. Укротитель, платя ему такой же любовью, учил его с неутомимым терпением и всегда был к нему снисходителен. Через несколько лет он сделал из него самого искусного и самого замечательного волка, который когда-либо украшал собою подмостки цирка.
Ростом Единственный равнялся крупному датскому догу. Но ни одна собака не могла бы похвастаться такими широкими плечами и грудью и такими сильными длинными челюстями. Когда волк смотрел на Томми, его умные глаза были полны преданности и понятливости. Но когда он глядел сквозь решётку клетки на толпу, в глубине его загадочных зеленоватых зрачков загорались зловещие неукротимые огоньки. Во всём, кроме добровольного подчинения укротителю, он был истинным хищником, прямым потомком диких исполинских обитателей северо-западных лесов. Зрители не понимали, почему этот грозный зверь, наделённый такими страшными клыками, так покорен Томми. Среди публики всегда находилось несколько безнадёжных пессимистов, которые клялись, что наступит день, когда волк непременно набросится на своего хозяина и перекусит ему горло.
Кроме Единственного, бывший охотник учил и других животных. Тут были львы, леопарды, тигры, слоны, две зебры и белый медведь. Все они покорно подчинялись дрессировщику, и только волк действовал не как раб, а как свободный помощник.
Несмотря на дикий огонь, бушевавший в его жилах, Единственный был в общем доволен своей жизнью. Цирк был большой и пользовался такой известностью, что посещал почти всегда крупные города, оставаясь в каждом из них по нескольку недель подряд. В это время волк пользовался обыкновенно некоторой свободой. Его часто пускали погулять в какое-нибудь безопасное, окружённое высокой загородкой место, где он мог бегать, прыгать, расправлять свои могучие мускулы и дышать полной грудью. Нередко также, всего чаще в сумерки, хозяин прикреплял тяжёлую цепь к его ошейнику и, как собаку, водил его в зеленеющий парк или по просёлочным дорогам. Не так бывало, когда цирк совершал турне. Единственный ненавидел тесную клетку, в которой он обыкновенно путешествовал. Его раздражал непрестанный скрипучий стук колёс по рельсам. Он терпеть не мог качания вагона, не выносил головокружительного бега лесов и степей мимо решетчатых окон его темницы. Случалось иногда, что поезд останавливался на час или два где-нибудь в лесу, на запасном пути, чтобы пропустить вперёд другой, более скорый. Тогда Единственный с удивлением разглядывал тёмные просеки и таинственные колоннады деревьев или далёкие холмы и горизонты, а ветер приносил ему благоухающий запах сосен и кедров. Кровь сильнее бурлила тогда в его жилах от бессознательной, но безумной жажды свободы, о которой он никогда ничего не слышал. В такие минуты мускулы его судорожно сжимались и дрожали, и он чувствовал непреодолимое желание сломать решётку. Если же такая остановка случалась ночью и над верхушкой обнажённого холма сияла луна, волк поднимал вверх свою длинную морду и издавал тот жуткий, протяжный и пронзительный вой, значения которого он не понимал. Эти необычные звуки поднимали тревогу среди других животных, которые тоже начинали выть, визжать, ворчать и реветь. Тогда появлялся Томми и прекращал вой волка, прикрыв его клетку брезентом. Заслышав голос укротителя, спокойный, но властный, Единственный ложился на пол своей тюрьмы и успокаивался.
После одного такого продолжительного переезда цирк остановился на несколько недель в городке, лежащем внутри страны. Он расположился в предместье, заняв целый ряд деревянных сараев и больших белых палаток. В одном из этих сараев находилось помещение Единственного, а также клетки, пумы, леопарда и небольшого чёрного гималайского медведя. Тут же поблизости стоял обширный открытый навес, где помещались слоны.
В первую же ночь, незадолго до рассвета, когда утомлённые служащие зверинца заснули глубоким сном, чуткие ноздри волка почувствовали какой-то странный острый запах. Он мгновенно вскочил на ноги и потянул носом воздух. Ночная тьма, глядевшая в окно сарая, внезапно озарилась странным красноватым отблеском. В других клетках также послышалось тревожное ворчание. Раздался жалобный визг маленького чёрного медведя. Красный отблеск превратился вскоре в настоящее зарево. Затрубили тревогу и слоны. Царившая до тех пор гробовая тишина нарушилась громкими криками, воем и топотом людей, метавшихся взад и вперёд вдоль клеток. Целое облако удушливого дыма проникло в помещение Единственного. Волк закашлялся, удивляясь, почему это не идёт Томми.