Больше всех возмущался Брес Тимменс. За это время он потерял не только шесть овец, но и своего лучшего пса — помесь легавой и овчарки. Пса застрелил, по одному подозрению, сосед за то, что у него были длинные ноги и очень сильные челюсти. Но и после смерти пса овцы не перестали гибнуть. Брес Тимменс отомстил за своего любимца, публично отколотив против таверны своего слишком торопливого соседа. Сосед, получив примерное наказание, просил извинения, и ссора прекратилась. Но загадка, кто истребляет скот, оставалась по-прежнему нерешённой. «Если не пёс Бреса Тимменса, то чей же в таком случае?» осторожно говорили многие. Жизнь каждой собаки посёлка, даже такой, которая была не больше сурка, висела на ниточке. Брес Тимменс очень любил собак. Не желая, чтобы и другие псы погибли так же несправедливо, как его собственный, он решил пустить в ход всё своё искусство и открыть настоящего виновника.
Но подозрение с несчастных псов пало само собой. На пастбище нашли с перегрызенным горлом собаку Джо Андерсона — могучее животное, помесь легавой с ньюфаундлендом, сильную, как буйвол. Она погибла, защищая овец, всем было ясно, что ни одна собака не могла её убить — не было такой, которая могла бы с ней справиться.
— Это, наверное, медведь, которому захотелось отведать баранины,— говорили некоторые в таверне.— Ведь вы сами видели, что он не съел собаку, а только перекусил ей горло: хотел проучить её, чтобы она не мешалась в его дела с овцами.
— Ну, нет, вы ошибаетесь,— твёрдым голосом возразил им Тимменс.— Медведь истерзал бы её, изранил, искалечил, а не стал бы грызть ей горло. Медведь работает больше лапами, чем челюстями. Нет, ребята, наш неведомый враг — волк.
Джо Андерсон фыркнул и сплюнул за дверь.
— Волк! — сказал он насмешливо.— Поди, поди, поохоться за ним, Брес Тимменс. Хотелось бы мне видеть того волка, который мог бы справиться с моим Дэном.
— Думай, как знаешь, Джо,— сказал Тимменс,— а только я выслежу его и через день или два покажу его тебе. Ручаюсь.
— Здесь когда-то водились серые степные волки,— сказал хозяин таверны.— Но прошло уже пятьдесят лет с тех пор, как их окончательно истребили. Если Брес прав,— а я думаю, что он прав,— то это должен быть один из тех больших лесных волков, о которых мы читаем в книгах. Он поселился в наших безопасных старых лесах, чтобы заставить нас образумиться. Будь осторожен, Брес. Если тебе не удастся справиться с этим зверем, он справится с тобой.
— Постараюсь не дать маху,— ответил Тимменс и, вытащив из ящика за прилавком крепкую стальную цепь для капкана, пошёл домой.
План его был очень прост. Он знал, что будет иметь дело с опасным противником. Но и сам он был опытный житель лесов и знал каждую расселину, каждую трещину Одинокой горы. Он сообразил, что прежде всего надо выследить логово большого волка, а затем поставить капканы; один из них он решил расположить на тропинке, по которой ходил волк. Этот волк, если он действительно умён, обойдёт его ловушку. А несколько в стороне от первого капкана следует поставить два других. Этих капканов зверь не избежит. Ружьё он на всякий случай захватил с собой, хотя ему, собственно говоря, хотелось взять волка живьём.
Несколько дней, полных волнения, Тимменс провёл в напрасных поисках, обходя поросшие кедрами болота и высокие изрытые верхушки горы. И вот однажды поздно вечером, когда лес благоухал и воздух был неподвижен, он заметил след, тянувшийся вверх по крутому склону, между выступами. Осторожно, крадучись, как рысь, он двинулся по этому следу, надеясь, что на следующем повороте он доберётся наконец до логова своего врага. Надежда его оправдалась, но ему не повезло. Следующий поворот, который должен был привести его прямо к цели, огибал плечо горы, основание которой было подмыто дождями. Тимменс стал на выступ. Выступ подался под его тяжестью и с глухим протяжным грохотом рухнул вниз.
Тимменс, опытный житель лесов, высоко подпрыгнул в воздухе, чтобы не дать камням засыпать себя. Он упал на камни, жестоко расшибся и минут пятнадцать или двадцать лежал совершенно неподвижно. Тем временем пыль и щебень постепенно осели, и снова засверкали солнечные лучи.
Наконец Тимменс открыл глаза. Несколько мгновений он лежал неподвижно, с трудом соображая, где он находится. Он чувствовал какую-то тяжесть в своих ногах и, открыв глаза, увидел, что они наполовину завалены. Тут он всё вспомнил. Сильно ли он расшибся? Он боялся тронуться с места, опасаясь, что ему не удастся это сделать.
Однако он не чувствовал сильной боли. Голова у него, правда, ныла, а левая рука была покрыта кровью. Но, присмотревшись, он заметил, что один из тяжёлых капканов порезал ему большой палец.
Где же однако его ружьё? Осторожно повернув голову, Тимменс оглянулся, отыскивая его. Напрасно! Во время катастрофы оно отлетело в сторону и упало в чащу. Он внимательно разглядывал кустарники. Вдруг его ошеломлённые и подавленные на время чувства сразу пробудились к жизни. Он вздрогнул, как ошпаренный, и мурашки забегали у него по спине. В десяти шагах от него сидел на задних лапах и внимательно глядел на него исполинский волк.
Сначала Тимменс хотел вскочить на ноги и крикнуть громко: авось страшный незнакомец поймёт, что имеет дело с человеком, с которым не следует связываться? Но жизненный опыт подсказал Тимменсу остаться на месте. Он не был уверен, что будет в состоянии подняться. Ещё менее надеялся он на то, что крик произведёт впечатление на громадного зверя, не питавшего, по-видимому, никакого злого умысла. Во всех сомнительных случаях, когда человек сталкивается с дикой природой, выигрывает обыкновенно тот, кто умеет хранить молчание и полную неподвижность. Вот почему Тимменс остался спокойно лежать, пытливо всматриваясь в волка. Зверь тоже не сводил с него глаз.
Они смотрели друг на друга несколько минут. Затем Единственный медленно поднял одну из своих задних ног и почесал себе за ухом. При виде такого добродушного поведения зверя Тимменс почувствовал глубокое облегчение.
«Волк находится, должно быть, в хорошем настроении,— подумал он,— иначе ему и в голову не пришло бы чесать себе за ухом. А может быть, он полагает, что я очень плотно засыпан и могу подождать, как старая выброшенная кость?»
Единственный вдруг встал, потянулся, громко зевнул, подошёл ближе и снова сел, склонив голову на один бок и как бы вежливо говоря:
«Давайте познакомимся».
«Нет, право, никогда ещё не видел я волка в таком прекрасном расположении духа! — подумал Тимменс.— Не попробовать ли заговорить с ним по-свойски?»
— Проваливай к чёрту! — громко крикнул он.
Зверь склонил голову на другой бок и вопросительно взглянул на него. Ведь таким же повелительным голосом говорил с ним и Томми, хотя слова были для него новые. Он понял только, что от него чего-то требовали, но чего именно — не знал. Голос ему понравился: он напоминал голос Томми. Нравился ему и запах домотканой рубахи Тимменса. Он также напоминал запах Томми. Единственный вдруг заволновался, и ему захотелось понравиться незнакомцу. Но чего же тот требовал от него? Волк слегка приподнялся и оглянулся кругом, надеясь сообразить, чего от него хотят. Он повернул голову, и Тимменс увидел на звере толстый кожаный ошейник, наполовину скрытый густой шерстью.
— Провались я на этом месте,— пробормотал Тимменс,— если это не убежавший откуда-то ручной волк!
С этими словами он сел, высвободился из-под земли и щебня, и, убедившись, что ноги и руки его целы, встал. На мгновение вся освещённая солнцем страна завертелась и поплыла мимо него. Только теперь Тимменс почувствовал, что всё его тело избито и болит. Тем не менее он удержался на ногах. Он увидел, что волк смотрел на него недоверчиво, но в то же время дружелюбно,— как собака, которая желает познакомиться. Он стоял, размышляя, и вдруг вспомнил, что он где-то читал о большом пожаре, который случился в большом зверинце Силлаби и Гопкинса. Он решил, что незнакомец — один из бежавших во время несчастья зверей.