– Конечно, хочется, как всякому коллекционеру, – вздохнул Луговой. – И у меня есть одна мечта. Правда, несбыточная.
– Карликовая свинья? – уточнил Татаринов. Он заранее навел справки.
– И вы уже знаете?.. – удивился вельможа.
– Конечно.
– Я, как только в Штатах в зоопарке ее увидел, – мечтательно запел хозяин, – так и влюбился. Не знаю почему. Она такая… ух! Вот какая!
– Тогда клетку готовьте, – улыбнулся Татаринов.
– Зачем? – не понял министр.
– Для свинки.
Луговой чуть коньяком не поперхнулся. Аж бурундука за ухом трепать перестал.
– Шутите?..
– Это будет подарок на ваш юбилей. От скромного бизнесмена Татаринова. – Гость усилил интонацию на слове «скромный».
– Но она же в Красной книге!
– И что? – Татаринов обвел рукой прекрасную оранжерею. – Ей здесь будет даже лучше, чем в книге Красной. И чем в своей прерии – или где она там водится…
– Но это невозможно! – растерялся Луговой.
Татаринов вскинул волевой, как у маршала Жукова, подбородок:
– Я за свои слова отвечаю!
Луговой смерил подозрительным взглядом этого странного невысокого человека, неуловимо напоминающего матерого, выросшего на городской помойке кота. Что ж, пусть попробует. В конце концов, попытка – не пытка.
– На банкет я вас пригласить не могу, – протянул после паузы Луговой. – Сами понимаете: Леня с Герой будут, Валя с Сашей.
– Ничего, – пожал плечами Татаринов. – Подарок вручу и уеду.
Не больно уж ему и хотелось идти на этот великосветский банкет, где ценится не способность к делу, а блеск брильянтов, и где авторитет меряется не силой, а «положением» и прочими московскими понтами.
Любимов мрачно пыхтел на заднем сиденье, как лемур в ящике или кот в мешке.
Рогов, которого животная тема отныне живо интересовала, оживленно беседовал с Золотаревым:
– А правду говорят, что контрабанда животными очень прибыльна? Типа, миллионы крутятся?
– Миллиарды! – воскликнул «зеленый». – Но для нас не это главное: мы же на рынок не претендуем! Нас волнует, что животные гибнут. Часть при перевозке, остальные в руках наших нуворишей. Для них ведь животное – игрушка, предмет интерьера. Недавно у одного, извините за выражение, «единоросса», гости спьяну попугая мидиями закормили. Тот лапки и откинул. Редкий вид, между прочим.
– В зоопарке еще хуже, – кивнул Рогов. – Я туда сына недавно водил. Лев еле-еле в клетку влазит.
– На диету пусть посадят, – раздался глухой голос Любимова.
– Мы против любой неволи – цирк, зоопарк… Еще с нашими условиями. У нас в зоопарках животные в два раза меньше живут, чем на воле, а в цирке – в три! В три! Их ведь там бьют еще, фокусам учат! Вот вы… – «Зеленый» вдруг всем телом повернулся к Жоре и чуть не вписался во встречный трактор «Кировец». – Вот вы представьте, что вас поймали, отдали в цирк…
– Кто поймал? – возмутился Любимов.
– Да кто угодно! Китайцы, чеченцы… Или эти, марсиане. И учат там на задних лапах ходить, считать…
– Это Жора и так умеет, – поспешил заметить Рогов, пока Любимов не опустил кулак на затылок пламенному экологу. – А к марсианам даже интересно. Как у них там, что… Мы в детстве в марсиан играли!
Жора сзади язвительно крякнул.
– Я же фигурально, вы же понимаете, я же фигурально, – горячился Золотарев. – Стали бы учить вас чему-то несвойственному, и били бы, били. И вы вместо семидесяти пяти лет прожили бы двадцать пять!
– В цирке и пяти бы за глаза! – прикинул Любимов.
– О том и речь! Или вот льва упомянули… Так я про него знаю, про нашего льва! Арсен его имя. Есть такая партия Жизни. У нее лев на эмблеме! И эта партия взяла над Арсеном шефство. Кормит его уже года три: мясо поставляет в рамках благотворительности. Лев, извините за выражение, жрет, расширяется, а клетка-то не расширяется! Да ее, по совести, и расширять-то некуда. Тесно!
– Надо партию Смерти привлечь, – предложил Любимов. – Пусть в соседних клетках зверей уморит, тогда льву можно метражу прибавить.
– Это не выход. – Золотарев, похоже, всерьез воспринял Жорино предложение и даже несколько секунд его обдумывал. – Звери должны жить на свободе, иначе экологический баланс нарушается. В природе же все взаимосвязано. Каждая мошка имеет свое место.
– Мне ваши взгляды близки, – задумчиво протянул Рогов. – Я вот свинью хочу выпустить, а теща против.
– Откуда выпустить? – не понял Золотарев.
– Из квартиры. Она в ванной живет.
– В ванной? – удивился эколог. – Это же нонсенс!
– Не то слово, – вздохнул Василий. – Нонсенс, я бы сказал, в квадрате!
– Так вступайте к нам в партию, мы вам поможем! Свинья в доме чревата…
– Ты лучше за дорогой следи, агитатор-аллигатор, – посоветовал Любимов. – Уже подъезжаем.
Золотарев притормозил у километрового столбика с отметкой «30». Пусто.
– Никаких признаков, – пробормотал «зеленый».
– И, пока ехали, никого не видели, кроме трактора. Не на «Кировце» же они лемура увезли… – почесал в затылке Рогов. – Хотя, в общем…
– Смотри, – наклонился вперед Любимов, – Вон съезд на грунтовку. Наверняка там. Если вообще были…
Вторично Татаринов своей просьбы не повторял. Он редко кого просил дважды, а трижды – никогда. Ясно было, что сановник все помнит. И обдумывает.
Прежде чем отпустить гостя, министр долго хвастался коллекцией рыб. Там были микроскопические, их только через увеличительное стекло видно (из него как раз одна стенка аквариума и была сделана). Были арабские с замысловатыми вензелями по коже – по легенде, это суры из Корана…
Уже на прощание, снизойдя до рукопожатия, Луговой произнес нормальным деловым тоном:
– Попробую вам помочь. Но только после юбилея, когда в Москву, на рабочее место вернусь. Поговорю там кое с кем.
– Спасибо. На вас вся надежда. Все же вы наш. Питерский…
Золотарев осторожно съехал на то, что под снегом было, очевидно, «грунтовкой». На снегу виднелись следы протекторов. – значит, путь выбран правильный!
– Не дай Бог, с ребятами что-то, – нервничал Золотарев. – Я Мотылю не прошу.
– Кто это? – насторожился Любимов.
– Крутикова так зовут. Директора птичьего рынка.
– Кондратьевского?.. – Рогов с неудовольствием вспомнил происхождение своего поросенка.
– Другого, на Васильевском.
– Судимый? – почему-то уточнил Любимов. Будто бы директор птичьего рынка непременно должен быть судимым. Или вообще любого рынка.
Другой давно волнующий вопрос: почему рынок, где торгуют мышками, кошками, рыбками, а из-под полы и медвежатами, называется птичьим, – он оставил на потом.
– Да нет, к сожалению, несудимый, – вздохнул Золотарев. – А кличка еще с советских времен, когда он на вокзалах мотыль и червей рыбакам продавал. Там такая была мафия – у-у-у, не подступишься!.. Зато сейчас уважаемый человек. В городе почти вся контрабанда животными через него идет.
– Чего ж его не посадят?
– Кто? Рынок-то легальный. А то, что там редкими животными из-под полы торгуют, никого не волнует.
– И львами из-под полы?.. – Рогов представил себе льва «под полой». Даже львенка. Картинка не вырисовывалась.
– Львов на заказ везут. И всех таких – лемура того же… У Мотыля связи налажены – и за границей, и на границе…
– В таможню бы сообщили! – буркнул Любимов.
– Всем сообщали, устали ходить. Милиция говорит: «Контрабанда – не наше дело». А в таможне спрашивают: «Они через наш регион везут? Через Северо-Запад?». А мы-то откуда знаем: Север, Юг или Дальний Восток. Это ваше дело выяснить. Мы тогда плюнули и сами…
– С усами, – усмехнулся Жора.
– Ну надо же как-то противодействовать? – продолжал горячиться «зеленый». – Сначала на рынке несколько акций устроили, хотели внимание привлечь. Все без толку. Видимо, покровители у него высокие. Или просто всем до «сиреневой звезды». А уж потом деньги нашли и лемура заказали. Думали все зафиксировать и журналистам отдать. Или в прокура…