— Обрати внимание, барабан не металлический, как в обычных шкатулках. И… струны, — хмуро заметила Мира.
— Да, он каменный? А струны…
— Не представляю, из чего они. И не хочу представлять. Разберёшься?
— Оставишь её мне? — глаза Эрика загорелись. Но это было не прежнее радостное, но разумное научное рвение. Что-то новое было в этих искрах. Лихорадочное. Не вполне здоровое. И приготовленное "Да" застыло на губах Миры.
— Прежде обсудим вдвоём, что мы видим, — отступила она. — Эта вещь работает, несомненно…
— Вероятно, звуки, производимые ей, находятся за пределами слышимости для человека. Как бывшая carere morte, ты что-нибудь слышишь, когда она играет?
— Как будто какие-то отголоски. Шепот. Мелодию — нет.
— Интересно, — Эрик почесал подбородок, — Вещь из тайника Регины Вако наверняка как-нибудь связана с…
— Бездной? Не удивлюсь, если так.
— Великолепно! — опять эти лихорадочные огоньки в глазах. — Потрясающая вещь!
— Ужасная вещь!
— Ты всё также не понимаешь. Грамотное изучение Бездны поднимает нашу науку до небывалых высот. Мы получим новое человечество, как в фантастических романах!
Мира устало улыбнулась:
— От безумных идей рана тебя не излечила, Эрик. Нет, нет. Никаких исследований Бездны. Довольно нам carere morte.
— Но по мнению Морено и Латэ Избранный слаб, чтобы сразиться с Первым…
— Никаких обсуждений Избранного!
Эрик помолчал, покрутил шкатулку на столе. Сдаваться он был не намерен.
— Тогда поговорим о другом, — хитро начал он, когда Мира, было, успокоилась. — Ты же видела, что Дэви творил в день штурма в "Тени Стража"! Какая великая сила! И она под нашим носом, нужно лишь придумать, как взять её в руки…
— О, Эрик!
— Не перебивай! Не спорь, — охотник наклонился к ней над столом, будто собрался сообщить страшную тайну.
— Мира, ты прекрасно понимаешь, зачинщиками чего мы стали. Пока я валялся в жару и бреду я на многое посмотрел с другой стороны. И потом, когда стало полегче, всё обдумал… и всё понял! Асседи уничтожены. Реддо породнился с "Гроздьями", они установили в стране подобие военной диктатуры и уже кроят под себя веками проверенные законы. Ты ведь долго не решалась приехать в Дону, а? Да, здесь очень, очень опасно жить теперь, и скоро волна докатится до Карды. Но это всё полбеды. Главное: на Землю Страха поглядывают и северяне, и южане…
— С южанами у Реддо договор.
— Ложь этот договор! И это ты тоже знаешь. Скоро нашу страну раздерут на части, и мы вернёмся к пяти осколкам, как это было пять сотен лет назад. Карда и Дона окажутся разделёнными границей — и, возможно, не одной…
— И какое отношение к внушаемым тобою ужасам имеет шкатулка Регины Вако?
— Земле Страха нужен новый страх. Оружие, подобное оружию Дэви, могло бы стать им. И подумай о самом Владыке: чем мы ответим его силе, когда придёт время битвы? Серебро, солнце? — теперь это смешно. Нам необходимо новое оружие!
Шкатулку ему Мира не оставила. Запаковала страшную вещь обратно — в три слоя плотной бумаги и убрала в сумку. Скоро они попрощались. На лице Эрика застыла презрительная, немного снисходительная улыбка, и Мира гадала: прячется за нею разочарование или обида…
Оставшееся до поезда время бывшая вампирша гуляла по Доне в сопровождении Винсента. И то и дело Мира останавливалась и удивлённо смотрела вокруг. Да, Дона изменилась, и эти изменения и пугали, и радовали. Пугали — агрессивные плакаты с рябиновой ветвью везде, где их только можно было налепить. Радовали — другие лица людей, их походка — словно скинута тяжеленная гора с плеч, и крылья, получив свободу, расправляются…
Винсент не разделял последнего мнения. Он сказал, что в глазах прохожих ясно читается истерика, а походка нервна, тороплива. А уже у дверей поезда, перед прощанием, повернул Миру к себе, держа за плечи:
— Всё-таки, зачем вы приехали сюда, тётя?
Мира покрепче сжала ручки сумки со шкатулкой:
— Я же писала тебе: проверить дела охотников.
— Взгляд у тебя, Мира, знакомый: задумчивый и виноватый. Что вы опять задумали, тётя?
У себя, в пустом вагоне первого класса, Мира убрала сумку подальше и села к окну. Она следила, как медленно проплывает мимо Дона — проплывает и тонет на горизонте, и хмурая складка у бровей углублялась, ещё больше старя её лицо.
Эрик был прав: Мира видела все фатальные последствия своих спонтанных решений. И разросшиеся "Гроздья", принявшие в свои ряды большинство исцелённых вампиров-дикарей, для которых Мире некогда было искать занятие в смертной жизни. И Арденсы, перешедшие в раздел легенды в том числе и стараниями бывшей вампирши. Оказалось, Латэ давно знал о слабости Избранного, на Дар которого Мира возлагала столько надежд. А Дэви, ушедший от её гнева в "Тени Стража", набрал силы и пленил самого Макту — конечную цель её долгого бега. Как теперь уничтожить проклятие carere morte? Имя нового Избранного неизвестно, а Макта сокрыт в Доне, бессильный, окружённый защитными барьерами…
Раньше Мира радовалась тому, как удачно складывается в её голове и воплощается в жизнь разрозненная мозаика: Орден, Избранный, Макта, вампиры, Арденсы, революционно настроенная молодёжь. Она ненавидела этот мир, пустой и жестокий, и стремилась разрушить его. Что будет дальше — так ли важно? Она, carere morte, часть старого, жестокого, пустого мира погибнет вместе с ним и ничего не увидит.
А вышло иначе. И теперь исцелённая вампирша волновалась за сына, которому выпадет жить на руинах мира. Эрик прав: пять, десять лет — и соседи убедятся в слабости Реддо. И Север, и Юг пойдут войной на бывшую Землю Страха. А "Гроздья" лишь дадут им убедительный политический повод для нападения: распоясавшихся социалистов необходимо остановить! Про цели Дэви лучше вовсе не думать. Её мальчику достанутся такие войны и беды, о каких Мира не могла и помыслить, когда клялась бороться с Бездной!
"Может быть, Эрик прав: исследование проклятия carere morte поможет сохранить страну? А, возможно, оно поможет нам и разобраться с Дэви…" — Мира засмеялась, подумав это, а в глазах была тоска. Нет, не для того она столько лет боролась с тьмой, чтобы в конце концов сдаться ей! Неужели довольно года, чтобы исцелённая забыла тени carere morte? "Проклятие лживо, оно таится за многими масками…" — напомнила она себе.
Никогда Мира не чувствовала себя такой неуверенной. Перед ней более не было ясного, прямого пути. После исцеления она брела тонкой извилистой тропинкой, и туман всё сгущался вокруг, так, что она переставала видеть свои руки и ноги. Но остановиться в этом тумане значило окончательно потерять себя, потому Мира продолжала слепой, трудный путь.
"Или это старость виновата? Постарело тело, угасает и разум…"
От грустных, неясных мыслей её не сумела излечить и встреча с Донатом. Мира смотрела из окна уже кардинского дома Вако и представляла, как плакаты с изображение рябины заполоняют улицы Короны…
Донату надоело играть на ковре, малыш попробовал подняться, ухватившись за диван. Мира помогла ему сделать первые шаги, и скоро он бродил взад-вперёд держась за диван, а мама смеялась, глядя на него. На несколько минут Мира смогла отвлечься от невесёлых дум. Всё-таки он чудо… Она не улыбалась столько за все свои предыдущие годы, сколько за один последний!
— Для вас оставили письмо, — доложила служанка, вошедшая в комнату. Мира приняла плотный конверт, и малыш тут же с удовольствием вцепился в другой его край. Минуту они перетягивали письмо, но Мира разобрала имя на конверте и, охнув, отпустила свой край. Донат шлёпнулся на пол с письмом и от неожиданности заплакал. Минута матери понадобилась, чтобы успокоить его, потом она передала ребёнка няньке. Сама же взялась за письмо, так и валявшееся на ковре.
Один лист. Мира развернула его с опаской, осторожно прикасаясь, как к хрупкому ростку. Как к отвратительному насекомому, которое не хочешь, но приходится держать в руках.