Детей у них не было. Они грустили, потом смирились и даже втайне друг от друга порадовались. Неуверенным был этот брак, и лишние связующие нити могли быстро обернуться цепями, уродующими обоих. Супруги не ругались, но и истинной теплоты между ними не было. Лире часто казалось, что они — лишь актёры театра, изображающие супружескую любовь. Но спектакль кончится, и они смоют грим с лица, снимут сценические костюмы и разойдутся разными дорогами, каждый в свою жизнь.
Лира не знала, посещают ли подобные мысли Ульрика. Она пока не была готова выяснять, сумеет ли он принять Лиру Диос — и молчала. Благо, молчать ей ничто не мешало: Ульрик днями и ночами пропадал на службе. А во время приступов его боли Лира теперь сама спокойно и степенно переходила в маленькую пристройку, чтобы своим присутствием не усиливать его боль.
Она продолжала изучать учение Атера. Однажды даже решилась на вылазку в земли Кукловода в поисках новых сокровищ и, действительно, нашла небольшой, но очень любопытный трактат Атера. Он был будто нарочно оставлен для Лиры на видном месте: на руинах в центре Лабиринта. Может, у девушки появился тайный помощник в многотрудном деле? Думать так было приятно. За время с Ульриком вечно одинокая отвыкла от одиночества. Это было приятно, но и страшно: а если их пути разойдутся, и она теперь останется одна? Теперь, когда не представляет своей жизни без любимого?
На второй год их супружеской жизни дом в Западном Сальтусе посетила Мира. Лира в это время была у клиентки, и, когда вернулась домой, муж и госпожа Вако беседовали в гостиной. Лира подкралась к приоткрытой двери, стараясь не шуршать платьем, и прислушалась.
— Счёт невинным жертвам Палача охотники, разумеется, вели, — вкрадчиво говорила Мира. — И он… довольно велик. Счастье, что Палач куражился всего полгода.
— Я готов ответить за каждую невинную жизнь, — спокойно заверил Ульрик. Госпоже Вако он решительно не уступал! — Я не покину Карду, если захотите предъявить мне этот счёт — милости прошу.
Мира непобеждено усмехнулась:
— Счёт закрыт. Я закрыла его, под свою ответственность. Видите ли, Ульрик, ваш список длинён, но всё же не длиннее моего. Так что с Орденом вы в расчёте.
Это был уже дополнительный балл в пользу Миры… Лицо Ульрика вытянулось. Фанатику-Палачу придётся сдаться на милость ненавидимой им вампирши!
— Я увидела на Балу Карды вашу связь с Избранной… Поэтому, полагаю, вы ещё сыграете какую-то роль в истории Дара, прежде подобное случалось, — задумчиво пояснила Мира. — Но я пришла поговорить не о ваших прошлых грехах, Корвус. Насколько я могу судить по отчётам Ордена и воспоминаниям моих коллег-охотников, на вашем посвящении настоял Филипп Латэ. Вы пробыли в новичках всего два месяца. Никого прежде не посвящали в адепты так быстро, обычно, новичку требуется от полугода до трёх лет, чтобы стать охотником. Латэ как-либо объяснял вам свою торопливость?
— Нет, — мужчина был озадачен.
— Вы показывали какие-либо особенные успехи?
— Все говорили, что у меня хорошая защита, — Ульрик задумался, — И… Нет, это всё.
— Что вы не договорили?
— На моём посвящении отсутствовал герцог Крас. Все потом удивлялись. Обычно, он контролировал посвящения всех адептов. Но леди Мира, зачем вы спрашиваете? Я нужен Ордену, как охотник?
— Орден справляется, — кратко, глухо сообщила Мира. Она думала о чём-то своём.
— Госпожа Вако!
Лире показалось, она почувствовала, как вздрогнула Мира. А Ульрик продолжал:
— Прошло два года. Вам не кажется, что пора завершить историю?
— Историю? — еле слышно переспросила Мира. Голос бывшей вампирши был прежним: тонким и немного надтреснутым, но, когда Лира тихонько заглянула в гостиную, она увидела руку госпожи Вако — длинную худую старушечью кисть с узловатыми подагрическими пальцами. Время было безжалостно к исцелённой, сохранив ей из прошлого лишь голос.
— Да, историю carere morte, — повторил Ульрик.
— Увы, с нами нет ни Первого вампира, ни Избранной! Но, даже если б и Избранный, и Старейший были близко, для исцеления Макты Дара может не хватить. Я говорила это в начале беседы.
— Латэ говорил мне, давно, когда принимал меня в Орден… Вовсе не обязательно, чтобы Первого вампира исцелял последний Избранный. Глава Ордена считал, на это способен любой смертный человек. Первому нужна жизнь — но разве обязательно это должна быть его жизнь? Если кто-то захочет отдать ему свою, бескорыстно, из уважения к Старейшему…
— Только этот смертный хуже, чем умрёт. Он станет новым Первым вампиром… или существом, пострашнее carere morte.
— Это никем не доказано.
Мира усмехнулась — хриплый старушечий смешок:
— Хотите быть этим смертным, Ульрик?
Лира ждала отрицательного, может быть, гневного ответа, но Ульрик молчал. Он что, хочет этого?! Хочет отдать свою жизнь Первому? Хочет стать новым Мактой? Он совсем сошёл с ума?!
Беседа свернула с опасной темы, и Лира ушла в свою мастерскую, так и не показав мужу и гостье своего присутствия. Она чувствовала, Ульрик не хотел, чтобы жена слышала эти его рассуждения…
Вновь день за днём — успокаивающее, приятное однообразие… И молодые супруги долго не замечали, как страшно меняется мир вокруг. Лишённая защиты Арденсов страна перестала быть землёй Страха, и угроза войны с северянами из легкомысленной страшилки быстро превратилась в осязаемую и страшную реальность. Через Карду непрерывным потоком шли войска на север и северо-запад. Реддо, новоявленный Владыка Земли Страха, всерьёз опасался угрозы с севера, в то время как Дона бурлила — то "Гроздья" нарочно подкидывали дров в костёр всеобщей ярости. Социалистам в столице было всё мало, они поглядывали на восток — на Страну Восхода, где к власти пришёл подобный режим. Ради закружившего многим головы учения, "Гроздья", не раздумывая, стёрли бы восточную границу. Пожалуй, Реддо следовало опасаться и за восточное направление тоже…
Что-то зрело глубоко внутри Земли Страха. Лира ощущала это шестым чувством Голоса Бездны. Проклятие carere morte слабело на глазах. Оно вопило, билось, агонизировало — но не могло умереть. А противоборствующая ему сила всё медлила с решающим ударом, и Лира понимала, почему. Проклятие разлито по их земле и глубоко проникло в каждый самый малый её кусочек. Оно — клей, скрепляющий бумажный мир Земли Страха. Уничтожь его — и рухнет всё.
Но вечность так продолжаться не могло. С нарастающим страхом Лира ждала конца… и что-то подобное терзало и Ульрика. Даже спокойными, без приступов боли ночами молодая супруга слышала, как он бормочет во сне. Чётко в этом больном тревожном бреду слышалось одно сочетание: "Сердце Бездны". И Лира бредила и металась по постели вместе с мужем. Ей являлись те же видения, что и в достопамятную ночь близ Академии: проваливание вглубь истории Земли Страха к началу — к Арденсу, Атеру и Макте. Наутро Ульрик ничего не помнил, Лира же сжимала гудящую от распирающих её образов голову и заливалась безумным смехом: "Счастливый дурак! А я помню всё, всегда…"
Она смеялась, но ничего не говорила. Лилиане не положено упоминать Бездну. Бездна — дорожка, ведущая к Лире Диос. И Лира терпела. Два, три года… пять.
Со снами о "сердце Бездны" можно было как-то свыкнутся, но с другими — нет. От этих кошмаров Лира кричала. Она просыпалась от своего крика и долго, долго в темноте потом уговаривала себя снова попытаться уснуть. Ульрик обнимал её, спрашивал:
— Что тебе приснилось, милая?
Лира ещё по инерции всхлипывала, но отрицательно мотала головой: "Ничего особенного". Как сказать, что ей снилась Лита? Лита, несчастная первая и последняя жертва вампирши. Лита, сестра… В зелёном бальном платье, с кровавой раной на груди…
Однажды ей снова снилась Лита. Она тихо, монотонно говорила что-то, а правую руку держала прижатой к груди и между пальцев сочилась кровь. Лира опять проснулась от собственного крика… и закричала ещё громче, увидев тот же призрак за окном: бледную, смертельно раненную деву с распущенными по плечам длинными тёмными волосами. Она стояла за окном и негромко постукивала по стеклу костяшками окровавленных пальцев, прося пустить её в дом.