Мягко ступая по персидским коврам, лежащим на наборном деревянном полу, я неслышно подошёл к кровати, однако граф тут же открыл глаза:
– А, господин философ! – он звал меня так потому, что когда-то я окончил философский факультет Московского университета. – Поболтать пришёл? Что же, давай поболтаем, а то лежу тут и помираю от скуки.
– Батюшка, вам не надо разговаривать, – встрепенулась молодая графиня. – Надобно беречь силы.
– Полно, Нинушка, жизнь прошла, а для того чтобы умереть, кому сил недоставало? – возразил граф.
– Батюшка! – с укором произнесла она и недовольно взглянула на меня: – Вы, Алексей Андреевич, лучше бы сказали ему, что нужно отменить приглашение на именины, пока не поздно: где уж нам теперь гостей принимать!
– Глупости! – перебил он её. – Что в Москве подумают, если граф Орлов от своих именин откажется? Когда мне пятьдесят было, вся Москва месяц гуляла; шестидесятые свои именины я пропустил из-за императора Павла Петровича, который не мог мне простить смерти отца своего, такого же сумасшедшего, как он, и вынудил по заграницам скитаться, – так неужели я семидесятые именины пропущу? Да если бы у меня лишь последнее дыхание осталось, так и на нём именины справил бы. И не спорь со мною напрасно, Нинушка, – как я сказал, так и сделаю, ты меня знаешь!
Графиня Анна Орлова, дочь Алексей Григорьевича
После этой тирады граф ослабел и уронил голову на подушку; графиня Анна Алексеевна вытерла ему пот со лба и дала отпить глоток какого-то снадобья из фарфоровой чашки. Грудь графа тяжело вздымалась, его лицо побледнело, а руки судорожно перебирали одеяло; он был действительно очень плох.
– Ваше сиятельство, – сказал я, когда ему немного полегчало, – если вам угодно узнать моё мнение, именины отметить нужно, поскольку приглашения уже разосланы, однако не стоит их растягивать. Пышное празднество вряд ли уместно сейчас, когда всего три месяца прошло после заключения мира[1], окончившего злополучную для нас войну с Наполеоном в Австрии и Пруссии, и многие московские семьи ещё не сняли траур по погибшим мужьям, сыновьям и братьям своим. Наполеон подобно…
– Наполеон! Что такое Наполеон?.. – перебив меня, презрительно фыркнул граф. – Воевать разучились, вот что я скажу. При матушке-императрице такого позора не было: тогда ни одна пушка в Европе без нашего позволения выстрелить не смела. А ныне измельчала Россия и люди стали не те, – граф махнул рукой. – Ну да ничего, не такое переживали, переживём и это! Российские жернова всё перемелют, одна мука останется.
– Батюшка, умоляю, прислушайтесь к словам Алексея Андреевича, – вмешалась молодая графиня.
Главный дом усадьбы графа Орлова на Донском поле в Москве
Граф задумался.
– Ладно, будь по-вашему, – наконец согласился он с видимой неохотой. – Но в самый день именин ни в чём меня не ограничивайте: может, в последний раз их справляю.
Накануне именин графу Алексею Григорьевичу всё ещё было плохо, но утром он встал с постели бодрым и свежим, будто совсем не болел, – а когда он вышел в парадном мундире при всех регалиях, никто не усомнился бы, что это прежний граф Орлов, вершитель судеб России, имя которого навеки вписано в историю её.
На дачу графа на Донском поле приглашены были только знатнейшие особы по билетам. Прочих гостей поручено было угощать в Нескучном саду, доставшемся Алексею Григорьевичу от брата его. От Калужских ворот до Донского поля и Нескучного сада по обеим сторонам дороги сделаны были перила, сплошь уставленные зажжёнными плошками. На самой дороге стояли триумфальные ворота, освещённые разноцветными фонарями. В эти ворота проезжали кареты, тянувшиеся длинною цепью от Москвы до Донского поля.
Господский дом со всеми строениями, равно и прекрасный сад с деревьями, иллюминирован был удивительно. В разных местах представлялись огненные фонтаны, как будто изливающие вверх блестящее золото. Прибытие гостей возвещено было пушечной пальбой и фейерверком, чудесным образом составившим в небе надписи «А.О.» и «70».
В доме начался великолепный бал, который окончился лишь на рассвете, но многие из гостей уехали лишь к вечеру; никого не выпроваживали, чтобы каждый мог вволю насладиться всеми прелестями праздника.
Граф Алексей Григорьевич не спал ни минуты на протяжении суток, однако сохранял прежнюю бодрость, на что не все, даже молодые, его гости оказались способны. Более того, на следующий день, отдохнув часов пять или шесть, он пожелал продолжить празднование в узком кругу, перенеся оное в Нескучный сад, откуда открывается великолепный вид на Москву – от Кремля до Воробьевых гор.
1
Мир, заключенный 25 июня 1807 года в Тильзите между его императорским величеством Александром I и Наполеоном Бонапартом. –