Эти летние дни в Петергофе, на даче деда, Вера была под обаянием глубокой веры. Зажженный огонек любви и веры она донесла до дачи на Заячьем Ремизе и продолжала носить, не гася, и дальше.
Она избегала на прогулках Нижнего сада, где много бывало народа; гуляла по тихим дорогам Английского парка, любовалась отражениями в прудах кустов, деревьев, белых стен павильонов на Царицыном и Ольгином островах.
С графиней Лилей она предпринимала далекие прогулки на высоты деревни Бабий Гон, к Бельведеру и мельнице, к сельскому Никольскому домику.
Там солдат-инвалид отворял двери и показывал в шкафу ля стеклом длинный черный сюртук с медалями за Турецкую войну и Анненской и два девичьих сарафана.
— Сюртук этот солдатский, инвалидный, — тихим сдержанным голосом рассказывал солдат-сторож, — Государь Император Николай I Павлович изволили надевать на себя, когда поднесли домик Государыне Императрице Александре Феодоровне. Ее Величество изволили часто совершать сюда прогулки, очень здесь распрекрасный вид, и как уставали они — то и повелел Государь Николай Павлович, чтобы отдохновение иметь Ее Величеству, построить избушку. Все работы делались тайно. Когда домик был готов, Государь сказал Государыне, будто пойдет он с детьми в кадетский лагерь, а Государыню просили обождать их в Большом дворце. И вот, значит, посылает Его Величество флигель-адъютанта с приказом провести Государыню на это место. И тут вдруг видит Государыня — на пустом раньше месте стоит красивая изба и из нее выходит отставной солдат в сюртуке Измайловского полка, вот в этом самом, с золотым галуном на воротнике и шевронами на левом рукаве, — хлеб-соль у него в руках, и просит тот солдат Государыню отдохнуть в его избушке. И солдат тот был сам Государь Император. Входит умиленная и растроганная до слез Государыня в избу, а там выстроены во фронт ее дети.
— Дозвольте, — говорит солдат, — Ваше Императорское Величество, представить вам моих детей и просить вашего покровительства им. Старший мой сын, Александр, хотя и солдатский сын, и всего ему минуло 19 лет, а уже флигель-адъютант и о нем я но прошу, а вот о других моя просьба. Десятилетнего Константина — благоволите. Матушка Царица, определить во флот, семилетнего Николая просил бы в инженеры, а меньшого моего Михаила в артиллерию. Старшую мою дочь Марию хотелось бы в Смольный Институт, вторую — Ольгу — в Екатерининский, молодшую в Патриотический…
— Вот в этих самых сарафанах и представлялись Государыне Великие Княжны, как простые солдатские дочери.
— А ты знаешь. Вера, — сказала по-французски графиня Лиля, — почему Император Николай I не хотел ничего просить для своего старшего сына, нынешнего нашего Государя?..
— Et bien.[1]
— В те дни Государь хотел его в крепость заточить, казнить, как казнил Петр своего сына Царевича Алексея.
— Боже мой!.. Да за что же?..
— За роман с Ольгой Калиновской, на которой хотел жениться Наследник и которая вышла потом замуж за графа Апраксина. Такой, говорят, скандал тогда вышел! Твой дедушка помнит, да не любит о том рассказывать.
Графиня Лиля берет Веру под руку. Она лет на шестнадцать старше Веры, — старая дева, фрейлина Двора и любит придворные сплетни. Они выходят из Никольского домика. Перед ними — идиллия прошлого царствования, рыцарского века, тонкого ухаживания, баллад, сонетов, танцев, пастушков, пастушек, сюрпризов — подарков, альбомов со стишками и акварельными картинками, любви до гроба, мадригалов, — века красоты, немного искусственной, казенной, вроде тех литографий, что висят по стенам дедушкиной квартиры. Перед ними ширь Петергофских полей и лугов. Ивняк растет вдоль болотных канав, копны душистого сена раскиданы по полям, повсюду красивые группы кустов и деревьев, прилизанная, причесанная, приглаженная природа Петергофских Царских затей.
За лугами и холмами — город-сказка — горит золотыми крышами дворцов и куполами церквей, густою зеленью садов и парков — Новый Петергоф. За ним синь моря с прикрытым тонкой дымкой финским берегом. От Петергофа несутся звуки военной музыки, в кажется, что все это не подлинный мир — но яркая сцена нарядного балета.
Не жизнь — сказка. Сказка жизни…
Ранним утром графиня Лиля с Верой спустились в Нижний сад и пошли по главной аллее к Дворцовому каналу.
По всей аллее, между высоких лип, дубов и каштанов, белели солдатские рубахи и голландки матросов. Саперы и матросы Гвардейского экипажа приготовляли к 22-му июля иллюминацию.