— Простите, князь, но я вас совсем не понимаю.
— Ну вот, как же это так? Да это же совсем просто. Я предлагаю вам, Вера Николаевна, выйти за меня замуж. Стать моей женой.
И, точно боясь услышать сейчас же отказ, князь заторопился продолжать
— Нет… Нет… Вы не подумайте… Я предлагаю нам совсем особое, новое… Брак, как это понимается всеми, мещанство… Я далек от мысли о мещанстве. Я считаю такой брак величайшей глупостью. Но когда полюбишь, и сильно, а я в этом убедился, то это вещь совершенно естественная, вполне допустимая при моем материалистическом и математическом воззрении на мир. Когда полюбишь девушку такую же развитую, как сам, то можно допустить уже и такую глупость, как женитьба. Но только я предлагаю вам выйти за меня замуж не иначе, как для того, чтобы розно жить, и ни вы, ни я тогда не потеряем своей свободы.
— Но это, князь… Я не знаю, как назвать это?.. Это же комедия…
— Допустим. Я знал, что вы сразу не поймете меня. Пускай даже и комедия, но комедия безвредная… А как же жить в наше время атеисту без комедии?..
— Князь… Брак — таинство… Вы знаете, что надо раньше бракосочетания говеть и приобщаться…
Вера сама не знала, что говорила. Ей нужно было что-нибудь сказать. Принять по-настоящему слова князя она не могла, однако видела, что князь не шутит. Он был необычайно серьезен и, не смотря на свой поношенный костюм, весьма торжественен, жениховски важен и несомненно трезв.
— Знаю… Вот и говорю комедия… Как я пойду к попу на исповедь и начну с того, что я не верую в Бога… «Так зачем же, — скажет мне поп, — ты пришел ко мне?» Верно, при таких условиях и брак комедия. Но вся эта комедия нужна для людей. Вы потом останетесь здесь, или, еще лучше, переедете на свою отдельную квартиру, я останусь в своей мансарде. По мы свяжем себя, так сказать, круговой порукой. Та любовь, которая загорелась по мне там, на берегу Финского залива, заставит меня поверить в труд и приняться за него… Мы читали бы вместе, прочли бы и усвоили «Kraft und Stoff»[18] Людвига Бюхнера. Вы знаете языки, и я их знаю. Вы, может быть, поступили бы на Медицинские или Бестужевские курсы. Мы стали бы вместе работать, изучать общественные науки, мы с вами вместе, Вера Николаевна, перевернули бы весь мир. А?.. Что вы на это скажете?..
— Что я могу сказать?.. Вы говорите о любви, но мне думается, что для женитьбы… любовь должна быть взаимной…
— Я понимаю вас… Вы меня не любите… Конечно… Прогнали человека из дома… Пьяница… Нищий…
— Нет, князь… Совсем не это… Уверяю вас, не это… И то, что вы без средств и то, что прогнали вас из дома, и все другое не имеет никакого значения для меня, если бы тут была любовь… Но я? Я никого не люблю…
— Меня же особенно, — вставая, жестко сказал князь. — Все презирают меня за это мое… нищенство. Я же считаю, что подло жить за счет трудов и слез своего ближнего, и вовсе не подло — за счет добровольного даятеля. Да, я неспособен к труду… Но, когда я полюбил, мне стало казаться, что вместе с вами я могу и трудиться. Моя душа воспарила, и мне показалось, что я не совсем пропавший человек… А вы способны на самопожертвование. Я не хочу быть барином и вас не зову стать барыней, а прошу вас вместе потрудиться. Я ничтожный, лишний на свете человек, ноль… Я тоскую и мучаюсь пустотой жизни… И мне казалось, что и вы тоже…
— Ноль… И вы думали, что ноль плюс ноль дадут нечто…
— Прощайте. Вера Николаевна, — решительно сказал князь Болотнев. — И прошу вас, забудьте этот мой глупый разговор. Ваша логика убийственна… Эти шесть месяцев я только и делал, что пил и думал о вас… Много читал… Даже писал… Думал, что нашел. Вижу, что ошибся…
Князь протянул Вере все еще холодную, несогревшуюся руку. Вера вяло пожала ее. Ей было жаль князя… Но не выходить же ей замуж за всеми отверженного Болотнева, чтобы потом жить как-то странно, по разным квартирам. Князь вышел из комнаты. От него остался в спальне какой-то неуютный, нежилой запах холода и сырости. Точно принес он с собой воздух улицы и своей холодной, одинокой, сырой мансарды…
Вера смотрела на закрывшуюся за князем дверь. «Жаль, конечно… Мне жаль его. Может быть, было нужно, как это делает графиня Лиля, дать ему красненькую?.. Но как дать деньги, когда он мне сделал предложение руки и сердца?.. Спасти, вывести на добрый путь всеми отверженного князя?.. Разве это не подвиг… Но я — девушка, побитая на площади казаком… Куда я сама то годна со всеми своими сомнениями… О, Боже, Боже, верни мне веру и Тебя!.. Научи меня, если Ты есть!.. Но я знаю, Тебя нет… Если бы Ты был, не было бы надвигающейся войны, турецких зверств, казаки не били бы на площади студентов, не было бы курсистки, воткнувшей нож в круп лошади, и казака с разбитым глазом. Мне говорили, что у казака глаз совсем вытек… Не было бы несчастного князя, но все были бы радостны и веселы и… счастливы… А то все это… И Бог?.. Бог?.. Милостивый и человеколюбивый Бог?.. Нет, Бога нет, и так страшно жить без Бога…»
XVI