Выбрать главу

Собрав все причины недовольства, должно признать, что, при всех недостатках характера Павла, без коварной провокации графа Палена это недовольство не разрослось бы в такой степени. Крутая муштровка, регламентация обывательской жизни, придирки и стеснения были и после Павла. А все терпели.

Замечательно, что самое спокойное время в 1800 г. в Петербурге было в сентябре и октябре, когда граф Пален был назначен командовать армией на русской границе, а должность петербургского военного губернатора с 14 августа исполнял генерал от инфантерии Свечин (Шумигорский).

Мы упоминали ещё про идеологическую причину переворота — желание конституции. Но последующие события показали, как жалко ничтожен и бессилен был тот кружок идеалистов, которые мечтали «учредить законно-свободные постановления, которые бы ограничивали царское самовластие». Во главе конституционалистов был Александр. И, вступив на престол, он довольно долго вёл послеобеденные милые, либеральные беседы насчёт преобразований. Нельзя, конечно, сказать, что из первых прогрессивных порывов его ничего доброго и полезного для России не произошло. Некоторая струя мягкости, человечности влилась всё же в русскую жизнь. Но можно положительно утверждать, что конституционные стремления русского общества в эпоху Павла I не имели достаточно энергии, чтобы сами по себе вызвать переворот.

Одна из темнейших сторон царствования Павла, которая должна была возбудить ненависть к нему, как к гонителю просвещения, всех людей науки и мысли, это нестерпимый цензурный гнёт. 17 мая 1798 г. последовал указ об учреждении цензуры во всех портах, а 18 апреля 1800 г. совершенно был запрещён ввоз в Россию иностранных книг «и музыки». «Правительство, ныне во Франции существующее, — сказано в указе 1798 г., — желая распространить безбожные свои правила на все устроенные государства, ищет развращать спокойных обитателей оных сочинениями, наполненными зловредными умствованиями, стараясь те сочинения разными образами рассевать в общество, наполняя даже оными газеты свои». Текущая журналистика и памфлеты якобинской эпохи конвента представляли достаточно отталкивающих сторон. Несомненно развращающее и прямо преступное действие на незрелые и невежественные умы анархических изданий. Ненависть к «идеологам» Павел разделял с Наполеоном Бонапартом, создателем железной цензурной системы. Но в России не находилось просвещённых цензоров, которые могли бы разобраться в содержании книг, привозимых в порты. Павел вышел из затруднения тем, что приказал запрещать ввоз всех книг, «коих время издания помечено каким-нибудь годом Французской республики». Перевод Вергилиевых «Георгик» Делиля, помеченный годом республики, конечно, был запрещён.

Однако и в данном случае вину цензурного оглушения России невозможно всецело возлагать на Павла, но справедливость требует разложить это бремя и на другие плечи. Вспомним расправу Екатерины с Новиковым и Радищевым; вспомним, что при Александре, по словам Булгарина, цензура русская была «строже даже папской», и под конец его царствования литература стала рукописной; вспомним николаевский грозный «бутурлинский» комитет; вспомним «либерального» министра шестидесятых годов Валуева, который, дав «свободу печати», принялся истреблять её на оба крыла, начав И. С. Аксаковым и М. Н. Катковым; вспомним недавних «начальников печати» — гг. Лонгинова, Феоктистова и Соловьёва...

Во всяком случае, в том комплексе причин, которые обострили недовольство Павлом, свою роль сыграла и «борьба с книгой» этого императора.

Нам остаётся рассмотреть ещё один вопрос: играли ли и какую именно роль в цареубийстве 11 марта 1801 года английская интрига и английское золото? В своём последнем труде Е. С. Шумигорский отвечает на этот вопрос так: «...в Лондоне не только знали о готовящемся заговоре на жизнь императора Павла, но даже способствовали успеху заговора деньгами», «документальных данных отыскать нельзя», «участие Англии в заговоре — вопрос пока открытый, хотя, несомненно, интересы её и заговорщиков были в данном случае тождественны». Питт, стоявший тогда во главе английского министерства, никогда не отказывал в субсидиях на выгодные для Англии дела на континенте, а Наполеон, имевший бесспорно хорошие сведения, успех заговора на жизнь императора Павла прямо объяснял действием английского золота.