Тогда он отправился за новым императором[253]. При входе его в переднюю Александр, уже одетый, вышел к нему навстречу из своей спальни: он был очень бледен и дрожал. Подробности-эти передавала прислуга, которая спала в передней и только в эту минуту проснулась. Отсюда выводили заключение, что великий князь знал обо всём. Казалось, иначе и не могло быть: ибо, если бы великий князь был в неведении о том, что делалось, как же случилось, что он был совершенно одет, без того, чтобы его разбудили?
За разъяснением этого важного обстоятельства я обратился к самому графу Палену и получил от него следующий удовлетворительный ответ.
Когда заговорщики уже пошли к Павлу, граф Пален рассудил, что в подобных случаях всякая минута дорога и что необходимо было нового императора показать войскам немедленно по окончании предприятия. Знакомый со всеми входами и выходами дворца, он отправился к камер-фрау великой княгини, которые спали позади спальни великого князя, разбудил их и приказал им разбудить также великого князя и его супругу, но сказать им только, что происходит что-то важное и что они должны скорее встать и одеться. Так и было сделано. Этим объясняется, почему Александр мог выйти одетый в переднюю, когда граф вошёл в неё через обыкновенную дверь, и почему, с другой стороны, прислуга должна была предполагать, что он вовсе не ложился спать.
Александру предстояло ужасное мгновение. Граф поспешно повёл его к войскам и воскликнул: «Ребята, государь скончался; вот ваш новый император!» Тут только Александр узнал о смерти отца своего: он едва не упал в обморок, и его должны были поддержать. С трудом возвратился он в свои комнаты. «Тогда только, — рассказывал он сам своей сестре, — пришёл я снова в себя!»
Достоверные люди утверждают, что ещё раньше, после неоднократных тщетных попыток получить его согласие на переворот, граф Пален, со всем авторитетом твёрдого и опытного человека, принялся его убеждать и наконец объявил ему, что, без сомнения, его воля — согласиться или нет, но что дела не могут долее оставаться в таком положении, на что Александр в отчаянии будто бы отвечал: «Пощадите только его жизнь».
Все свидетельства положительно сходятся в том, что он ничего не знал об исполнении заговора и не желал смерти своего отца.
Граф Пален, который во всё это время вполне сохранил своё присутствие духа, не забыл также немедленно поставить обо всём в известность обер-гофмейстерину графиню Ливен, прося её разбудить императрицу, сообщить ей о происшедшем и утешить её[254]. Графиня жила в верхнем этаже у молодых великих княжон. Она тотчас оделась и хотела сойти вниз, но на всех лестницах нашла часовых, которые не хотели её пропустить. «Ребята, — сказала она, — я графиня Ливен; я 18 лет служила императрице Екатерине; пропустите меня для исполнения моей обязанности». При этих словах солдаты с почтением отняли свои ружья.
Она подошла к постели императрицы, которая в испуге приподнялась: «Чего хотите вы в такое необычайное время? Вы, верно, пришли с каким-нибудь неприятным известием?» — «Разумеется». — «Не заболел ли кто из моих детей?» — «Хуже». — «Не болен ли мой муж?» — «Очень болен». — «Он, верно, умер?» — «Да!»
Императрица вскочила с постели и хотела бежать к своему супругу: часовые не пропустили её[255]. Она умоляла их в самых трогательных выражениях; всё было напрасно. Наконец, рыдая, она бросилась на землю и в отчаянии вскричала: «Я жена нашего государя; пропустите меня! Я должна пойти к нему! Дайте мне исполнить мой долг!» Солдаты встали перед ней на колени и говорили: «Матушка, мы тебя любим; ни тебе, ни твоим детям мы не сделаем вреда, но не смеем тебя пропустить».
Тут подошёл Беннигсен. Он почтительно поднял императрицу и сказал ей, что если она непременно желает пройти к государю, то, по крайней мере, не должна разговаривать с солдатами. Она всё ещё не знала, что именно случилось, так как графиня умолчала ей о самом ужасном. Выражения Беннигсена поразили её; свет блеснул в её уме. С возмущённым достоинством она ему сказала: «Groyez-vous etre a Paris, ou l’on capitile avec les sujets?» — отвернулась от него и пошла в свои комнаты. Так рассказывала она сама это обстоятельство тайному советнику Николаи[256].
253
Великий князь Александр Павлович жил в нижнем этаже Михайловского замка и занимал весь угол, выходящий к Фонтанке и Летнему саду. В его комнаты вели со двора одна большая и две маленькие лестницы.
254
Её внук, князь Александр Христофорович Ливен, передавал мне, со слов своих родителей, этот разговор следующим образом. Графиня Ливен, вышедши в Палену, спросила его: «Was wollen sie?» — «Ich komme vom Kaiser Alexander, — ответил он. — Was haben sie denn mit dem Andem gemacht?»
255
Императрица бросилась сперва в комнату, отделявшую её спальню от спальни императора. Выше сказано было, что дверь была заперта. Кроме того, тут уже поставлено было несколько солдат от караула Семёновского полка, под командой капитана Александра Волкова, двоюродного брата Саблукова (Саблуков, с. 321).
По другим известиям, в этом месте поставлен был поручик Семёновского полка Константин Маркович Полторацкий с 30 человеками солдат, и сохранилось предание, что, когда Полторацкий объявил императрице, что не может её пропустить, она дала ему пощёчину (Rabbe, I, 310).
256
Барон Андрей Львович Николаи (р. в Страсбурге 20 декабря 1737 г. — умер в Монрепо, близ Выборга, 7 ноября 1818 г.). Был при великом князе Павле Петровиче секретарём и библиотекарем, а по вступлении его на престол президентом Академии наук. Пользовался постоянным доверием императрицы Марии Фёдоровны.