Полное Собрание Законов Российской империи, том I № 234, том II № 868. СПб. 1830
У Корба, в главе о нравах Москвитян (de moribus Moscorum) есть странный разсказ, которому мы не даем веры. По словам его, в 1696 году, до путешествия царя за границу, один стрелец, бывший участником в бунте, вынес четыре пытки и ни в чём не сознался. Царь обласкал его, и стрелец, тронутый этим, признался во всём и при том объяснил, что если он и переносил терпеливо мучения, то это потому, что привык к ним. У них было составлено товарищество, в которое принимали не иначе как после истязаний. Стрелец этот выдержал шесть пыток и был признан главой своих товарищей. «Кнут для меня ничего, сказал он, также ничего для меня и поджариванье (assatio) после кнута: более жестокия муки товарищи мои приготовили бы мне. А именно, продолжал он: самая острая боль (acutissimus dolor est) когда кладут на уши горящие угли; не менее, когда на обритую голову, с вышины двух локтей (ad duos ulnas elevato loco) самую холодную воду по каплям медленно льют». Таких, которые не выдерживали подобных испытаний, они убивали или отравляли. До четырёх сот человек таким образом было ими убито. Корб, конечно, слышал от кого-нибудь этот разсказ и поверил ему…
Семевский М. (3). Стлб. 1147
«Достоин смерти есть!»
Дело царевича, казалось, кончено. Вдруг оно возобновилось… Пётр велел знатнейшим военным, статским и духовным особам собраться в Петербург (к июню).
Пушкин А.С. История Петра. С. 384
Москва опротивела. Дышать здесь стало тяжко, всё покрылось мглою, люди шатались, как тени, и в воздухе слышался, кажется, смрад. Надо было переменить место, отдохнуть, освежиться – и Пётр с остальными жертвами страшным поездом отправился в Петербург для новых розысков.
Погодин М.П. (1). С. 455
11 марта царица Екатерина писала в Петербург Меншикову из Преображенского: «Прошу, прикажите очистить для царевича Алексея Петровича двор, бывший Шелтингов, где стоял шведский шаутбейнахт, и, что испорчено, велите починить и полы вымыть и вычистить; также прикажите осмотреть двор и вычистить хоромы для царевны Марьи Алексеевны». Светлейший князь должен был сильно радоваться ходу дела в Москве: враги его – Кикин, Долгорукий – попались. Царь, раздражённый на врагов Меншикова, естественно, станет милостивее к нему. Одно беспокоило Меншикова: какое тяжкое впечатление произведёт всё это дело на царя, а известно было, как эти впечатления отражаются на расстроенном уже его здоровье. Меншиков писал Екатерине: «Хотя я твёрдо уповаю, что ваше величество его царское величество от приключившейся печали (которая по воле божией от злодеев, или от сынов дьявольских, наступила) отвлекать изволите, однакоже чрез сие всемилостивейшую нашу мать государыню слезно умоляю, дабы от оной его царское величество отвращать, и нималого сокрушения, отчего, как сами, ваше величество, довольно изволите рассудить, что нималой пользы, кроме непотребного его величества здравию и тяжкого вреда, допускать изволили, також и себя о том и ниже какому сумнению отдавать, по превысокомудрым своим рассуждениям всё оное уничтожить. Слава богу, что оный крыющийся огнь по его, сотворшего нас, к вашему величеству человеколюбивой милости ясно открылся, которой уже ныне с помощию божиею весьма искоренить и оное злое запаление погашением истребить возможно, о чём паки всенижайший, ваше величество, прошу, дабы как его величество, так и себя не точию какому сокрушению, ниже мнению отдавать изволили, но положить оное в его святую волю».
Соловьев С.М. (1). Т. XVII. С. 126
…И казалось всё печальное дело сие совершенно оконченным, ибо Его Величество со всем двором своим отправился в Петербург, и по прибытии в оный занялся с великим прилежанием делами… словом, Монарх был в неутомимых ежедневных трудах, каковыя неусыпныя Его Величества упражнения и уверяли каждаго, что следствие о деле Царевича в Москве получило точный свой конец, и предано уже оное конечному забвению. В самом деле, можно-ли было иначе кому мыслить, чтоб Великий Государь, не бывши совершенно успокоен в таком деле, которое паче всех других обременяло его сердце, мог в то-же время толико важные и требующие покойных мыслей Регламенты, Уставы и наставления написать и многия другия исправить дела?