Известия голландского резидента де-Биэ. С. 321
С.-Петербург, 3 июня 1718 года, (пол. 24 июня). На днях началась публичная продажа имущества кн. В. Долгорукого, после чего будет продано имущество его брата и Лопухина. Мне, говорили что ген.-лейт. князь Долгорукий был дважды пытан и что признания его так поразили Царя, что Его Величество задался мыслью, не лучше ли положить конец всем допросам и дальнейшим разысканиям всей этой нити замыслов и интриг, тем более, что теперь узнано, что генерал князь Долгорукий в гвардейском полку, бывшем под его командою, посеял весьма тревожные и опасные чувства. Несколько солдат уже было арестовано, и поистине, ничего не надо опасаться столько, как возмущения в этом войске, имеющем среди себя множество дворян и пример которого может иметь гибельное влияние на другие полки. Полагают, что это было причиною тайного отправления в ссылку вышеупомянутых трёх лиц. Иначе, я убеждён, что воспользовались бы публичным их наказанием для подачи примера строгости.
Известия голландского резидента де-Биэ. С. 322
Василия Долгорукого отправили в Петропавловскую крепость, а потом сослали в Соликамск.
Костомаров Н.И. (1). С. 835
А был ли заговор?
Тут самое время изследовать вопрос о том, в самом ли деле так серьёзен был тот заговор, как это казалось Петру, а особенно тем, кто подвигал его на неустанный розыск, новые допросы, новые пытки и привлечение к делу всё новых и новых лиц.
Погодин М.П. (1). С.441
Нет сомнения, что со стороны Алексея государству грозила страшная опасность. За несколько лет до катастрофы царевича Джон Перри писал: «В случае преждевременной кончины царя, всё созданное им с большим трудом рушилось бы непременно. Нрав царевича совершенно противоположен нраву царя; он склонен к суеверию и ханжеству, и нетрудно будет уговорить его к восстановлению прежнего и к уничтожению всего того, что было начато отцом» и т.д. Де Лави писал весной 1717 года: «Крюйст сообщил мне, что если Бог отзовёт царя из здешнего мира, то можно опасаться, что его преемник вместе с дворянством покинет этот город, чтобы возвратиться в Москву, и что Петербург опустеет, и что если не будут следовать предначертаниям ныне царствующего государя, то дела примут совершенно иной оборот и придут в прежнее состояние». В апреле 1717 года де Лави писал: «Духовенство, дворянство и купечество много роптали по поводу отсутствия царевича; меня даже уверяли, что знатнейшие лица снабдили его деньгами и обещали служить его интересам» и проч.
Упоминая о намерении царя назначить своего второго сына преемником, де Лави замечает: «Едва ли кто захочет участвовать в выполнении последней воли царя и поддержать великого князя Петра Петровича против наследника-цесаревича, который, имея значительную партию в пределах империи, будет, конечно, поддержан своим зятем, императором, о чём можно заключить по настоящему его образу действий».
Иностранные дипломаты – де Лави, Плейер, Вебер, де Би и другие – в это время постоянно говорят о страшных опасностях, окружавших царя на каждом шагу, о существующем намерении убить его, о политических заговорах и т.д. Поэтому де Лави находит, между прочим, чрезвычайную строгость царя совершенно целесообразной и необходимой. Он пишет в начале 1718 года: «Царь должен быть весьма доволен успехом своего министра г. Толстого, ибо, если бы он не привёз беглеца этому государю предстояла бы большая опасность. Отсутствие наследника возбуждало надежды недовольных и дало им смелость составить заговор против своего монарха – это 29-й заговор, открытый со времени его вступления на престол. К счастью, о нём узнали вовремя» и проч.
Также и ганноверский резидент Вебер постоянно говорит о «заговоре» и о покушениях на жизнь Петра. Он пишет, между прочим: «Приезд царевича из Италии в Россию подал многим мысль, что вспыхнет мятеж». Из замечаний Вебера видно, с каким напряженным вниманием следили все за этими событиями. Датскому резиденту Вестфалю было вменено в обязанность от его правительства обращать особенное внимание на всё относящееся к царевичу и при случае заступиться за него. Впрочем, и Вебер, равно как и де Лави, сочувствует скорее Петру, нежели Алексею, сожалея о том, что все старания царя так мало находят поддержки в народе и что у царя почти вовсе нет сотрудников, на которых он мог бы вполне положиться. Вебер ожидал страшного кризиса. Он пишет: «В этом государстве когда-нибудь всё кончится ужасной катастрофой: вздохи многих миллионов душ против царя подымаются к небесам; тлеющая искра повсеместного озлобления нуждается лишь в том, чтобы раздул ветер и чтобы нашёлся предводитель».