Эйдельман Н. Из потаённой истории России XVIII-XIX веков. М., "Высшая школа", 1993, С. 71
В книге, изданной в 1782 году на Английском языке, под заглавием Записки Генриха Брюса изложена смерть царевича следующим образом: «23 июня – 6 июля Верховный суд единогласно приговорил царевича к лишению жизни, предоставив способ казни его величеству. Царевич приведён был пред суд, и, по прочтении ему приговора, снова отправлен в крепость. В следующий день Царь, сопровождаемый сенаторами и епископами, явился в крепости, в том каземате, где содержался царевич. Вскоре вышел оттуда маршал Вейде и приказал мне (т. е. Генриху Брюсу) сходить к аптекарю Бэру, жившему вблизи, объявить ему, чтобы заказанное питьё было крепко, потому что царевич очень болен. Услышав от меня такое приказание, Бэр побледнел, затрепетал и был в большом замешательстве. Я так удивился, что спросил его: что с ним сделалось? Он ничего не мог отвечать. Между тем пришёл сам маршал, почти в таком же состоянии, как и аптекарь, и объявил, что надобно поспешить, потому что царевич очень болен от удара паралича. Аптекарь вручил ему серебряный стакан с крышкою, который маршал сам понёс к царевичу и всю дорогу шатался, как пьяный. Чрез полчаса Царь удалился со всеми провожавшими его особами; лица у них были очень печальны. Маршал приказал мне быть в комнате царевича и, в случае какой-либо перемены, немедленно его уведомить. Тут же находились два врача, два хирурга и караульный офицер: с ними я обедал за столом, приготовленным для царевича. Врачи были немедленно позваны к царевичу: он был в конвульсиях и после жестоких страданий, около 5 часов по полудни, скончался. Я тотчас дал знать о том маршалу, который в ту же минуту донёс Царю…»
Устрялов Н. (1). Т. VI. С. 291-292
…А как царевич в те поры недомогал, то его к суду для объявки приговора не выслали, а поехали к нему в крепость светлейший князь Меншиков, да канцлер, граф Гавриил Головкин, да тайный советник Пётр Толстой, да я, и ему то осуждение прочитали. Егда же царевич о смертной казни услышал, то зело побледнел и пошатался, так что мы с Толстым едва успели под руки схватить и тем от падения долу избавить. Уложив царевича на кровать и наказав охранение его слугам, да лекарю, мы отъехали к его царскому величеству с рапортом, что царевич приговор свой выслушал, и тут же Толстой, я, генерал-поручик Бутурлин и лейб-гвардии маиор Ушаков тайное приказание получили, дабы съехаться к его величеству во дворец в 1-м часу по полуночи.
Недоумевая ради коея вины сие секретное собрание будет, я прибыл к назначенному времени во дворец и был введён от дворцоваго камергера во внутренний упокой и даже увидел царя сидяща и вельми горююща, а вокруг его стояли: царица Екатерина Алексеевна, Троицкий архимандрит Феодосий от Александровскаго монастыря, его же царь зело уважая за духовника и добраго советодателя имеяти, да Толстой, да Ушаков, а не было только Бутурлина, но и тот приездом не замедлил. А как о нашем прибытии царю оповестили, ибо ему за многими слезами, едва ли видно самому было, то его величество встал и, подойдя к блаженному Феодосию, просил у него благословение, на что сей рек: «царю благий, помысли мало, да не кается будеши». А царь сказал: «Зло, отче святый, мера грехов его, и всякое милосердие от сего часа в тяжкий грех нам будет, и пред Богом, и пред славным царством нашим. Благослови мя, владыко, на указ зело тяжкий моему родительскому сердцу и моли всеблагаго Бога, да простит моё окаянство». Тогда Феодосий, воздев руки, помолился и благословил царя, глаголя: «да будет воля твоя, пресветлый государь, твори якоже пошлёт-ти на разум сердцевидец Бог». Тогда царь приблизился к нам, в недоумении о воле его стоящим, и сказал: «слуги мои верные, во многих обстоятельствах испытанные! се час наступил, да великую мне и государству моему услугу сделать; оный зловредный Алексей, его же сыном и царевичем срамлюся нарицати, презрев клятву пред Богом данную, скрыл от нас большую часть своих преступлений и общенников, имел в уме да сии последнии о другом разе ему в скверном умысле на престол наш пригодятся, мы, праведно негодуя за таковое нарушение клятвы, над ним суд нарядили и тамо открыли многия и премногия злодеяния, о коих нам и в помышление придти не могло. Суд тот, якоже и вы все ведаете, праведно творя и на многие законы гражданств и от св. писания указуя, его царевича достойно к понесению смертныя казни осудил. Всем сведомо терпение наше о нём, послабление до нынешняго часа, ибо давно уже за свои измены казни учинился достоин. Яко человек и отец и днесь я болезную о нём сердцем, но яко справедливый государь на преступления клятвы, на новыя измены уже нетерпимо и нам, бо за всякия несчастия от моего сердолюбия ответ строгий дати Богу, на царство мя помазавшему и на престол российския державы всадившему. Того ради, слуги мои верные, спешно идите к одру преступнаго Алексея и казните его смертию, якоже подобает казнити изменников государю и отечеству. Не хощу поругать царскую кровь всенародною казнию; но да совершится сей предел тихо и неслышно, якобы его умрети от естества предназначеннаго смертию. Идите и исполните, тако бо хощет законный ваш государь и изволяет Бог, в его же державе мы вси есмы!»