Иловайский Д.И. (1). С. 68
Здесь можно было бы сказать о том, что именно в различном отношении к совести, мы находим существенное различие между Петром В. и Иоанном Грозным. Обоих венценосцев часто сравнивали между собою и, должно сказать, не без основания. В их жизни и характере много сходного. Оба были очень умны, суровы, и самовластны; оба царствовали подолгу; оба оставили по себе прочную память в народе и вечный неизгладимый след в истории нашего отечества. Есть значительное сходство в отдельных фактах их жизни. Оба стремились проложить доступ к Балтийскому морю и потому вели долгие и упорные войны в прибалтийских областях; оба в течение своего царствования не раз повторяли кровавую трагедию пыток и казней; оба, дабы насладиться самоощущением безграничной силы, сажали на престол подданных, а сами нисходили в круг простых людей, отметали все атрибуты царского достоинства, но удерживали при себе всю власть. Иван Грозный посадил на престол Симеона Бекбулатовича, а сам съехал с царскаго двора и стал именоваться Иваном Московским; Пётр нарёк Ромодановскаго Кесарем, говорил ему: Ваше Величество, а сам назвался Петром Шкипером. Наконец – что всего важнее для нас – оба были виновниками смерти собственных сыновей… Если припомнить притом, что Пётр из всех своих предшественников наиболее симпатизировал Ив. Грозному, то сходство обоих государей становится разительным. Но при всём сходстве есть и различие… Душа Иоанна была постоянно волнуема нравственными и религиозными вопросами, совесть постоянно беспокоила его; никакие казуистические толкования и извинения не могли успокоить её; от того жизнь Иоанна была преисполнена внутреннею борьбою и душевными страданиями. «Угрызение совести без раскаяния», так определяет Карамзин состояние души Иоанна. От этого в поступках Иоанна замечаются значительные неровности: он то ударялся в аскетизм, надевал монашескую рясу, думал подвигами покаяния и умерщвления плоти загладить свои грехи перед Богом; то снова бросался в разврат и жестокости, думая этим заглушить неумолкаемые упрёки совести. Пётр был не таков; в нём не замечается таких крупных переходов от разгульной жизни к аскетизму; он был постоянно ровен и верен себе; нравственные вопросы его не беспокоили; совесть его не мучила и странно было бы предполагать, что Пётр, когда бы то ни было, мог оставить государственную деятельность, надеть монашеский клобук и предаться подвигам покаяния и умерщвления плоти. – В истории убиения сыновей всего лучше сказалось внутреннее различие обоих государей. Иоанн убил сына нечаянно, в припадке гнева, и потом горько плакал, молил лекарей о возвращении несчастному жизни, называл себя сыноубийцею, говорил, что ему не следует царствовать, а остаётся только удалиться в монастырь и в тихом уединении оплакивать свои грехи, говорил, что Бог лишением сына покарал его за прежние преступления, наконец, послал в Палестину несколько тысяч рублей на поминовение души убиенного Иоанна. Напротив того, Пётр вел борьбу с сыном несколько лет, судил его несколько месяцев, был виновником его смерти обдуманным и сознательным. Наложивши свой тяжкий гнев на сына при его жизни, Пётр, по-видимому, не простил сына и по смерти. После кончины царевича Пётр веселился довольно, как бы избавившись от личного врага, не велел носить по нём траур, признавая его государственным преступником, называл его злодеем и врагом государя и отечества…
Терновский Ф. С. 35-36
…Пётр скончался, не успев никого назначить после себя, и русский престол сделался игралищем в руках придворных партий и петербургской гвардии; но желание русского народа в таких случаях Петербург уже не спрашивал. Как, уважаемый Петром и сродный ему по жестокости и кровопийству, Иван Грозный убийством старшего сына прекратил династию Св. Владимира и тем вызвал смутное время на Руси, так и Пётр убийством своего первенца прекратил династию Романовых (т.-е. её мужескую линию), и за ним последовало подобие смутного времени, пока престол не укрепился за потомством его дочери, Анны. Подобно Грозному, он своими пытками и казнями сломил все попытки к отпору его нововведениям и довёл царскую власть до ничем не ограниченного самовластия; вместе с тем ещё более испортил народный характер, усиливал в нём раболепие. А главное, своим пристрастием к иноземцам, полным унижением родовой русской аристократии, отменою Боярской думы (разумея вместе с нею и Священный собор) и водворением бюрократии, переполненной на верхних ступенях немцами, он приготовил немецкое господство на Руси.