Арсеньев Сергей Владимирович
Москва, 1983 год. Развилка
Книга четвертая
Царевич
Пролог
Боль. Постоянная ноющая боль. Последние восемь месяцев она — моя неизменная спутница. Боль. Моя подруга и моя судьба. Больно. Мне всегда теперь больно. Всегда. Днём и ночью со мной моя Боль.
Хотя по сравнению с первым месяцем острота боли несколько снизилась, да и привык я к ней. Сейчас мне иногда удаётся даже заснуть без обезболивающей таблетки. А иногда не удаётся. Иногда для того, чтобы забыться во сне, мне помимо обезболивающего приходится пить ещё и снотворное. Потому что кроме физической Боли есть ещё и Мысли.
Ведь мне пока нет и пятнадцати лет. Но я — мертвец. Знаете, очень трудно ощущать себя мертвецом в четырнадцать лет. Тем более что первые четырнадцать лет жизни я был вполне нормальным и здоровым парнем. А потом раз — и я умер.
Не до конца умер, конечно. Иначе как бы я написал всё это? Я всё ещё живу. А правильнее сказать — существую. Существую, как кактус в горшке.
Отчим пытался как-то поддержать меня, ободрить собственным примером. Он отличный дядька, мой отчим. Своего отца я совсем не помню, тот на войне погиб, когда я ещё грудничком был. И мамин муж старается по возможности заменить мне родного отца. Старается, да. Рассказал мне, как он сам тяжело воспринимал то, что с ним случилось. Призывал меня не сдаваться, продолжать бороться.
А зачем, спрашивается? Зачем бороться? Что у меня впереди? Наполненное болью, унылое серое слякотное беспросветное существование. Совершенно безо всякой надежды. И пример моего отчима для меня не показатель. У нас с ним слишком разные случаи. Возможно, если бы я, как и он, потерял ноги ниже колен, я бы тоже нашёл в себе силы жить и работать. Но сейчас…
Знаете, я даже рад тому, что Наташка осталась по ту сторону окна. Что она не вернулась обратно. Она отличная девчонка. Я был влюблён в неё, что уж скрывать-то теперь? И она в меня, похоже, тоже. И, зная её, могу предположить, что она не бросила бы меня даже такого. Только вот, зачем я ей нужен в моём нынешнем виде?
В общем, я твёрдо решил Уйти. Нечего мне больше делать в мире живых. Зачем, вот зачем они спасли мою трижды ненужную жизнь? Почему не позволили мне умереть тогда? По-моему, это очень жестоко по отношению ко мне. Я ведь во всём помогал, в любое время суток готов был подорваться, бросить любые свои дела, и сломя голову нестись к этому окну. А они спасли меня. Сволочи. Какие сволочи.
Это всё дежурный врач виноват. В команде, круглосуточно дежурившей у окна, на всякий случай всегда был врач и пара медсестёр. Просто на всякий случай. А в одной из бывших квартир на нашей лестничной площадке была оборудована современная операционная. Тоже на всякий случай. И вот, такой случай произошёл. Со мной произошёл.
Тройное резервирование электропитания, операционная, особый статус Объекта, невероятно раздутая охрана. Зашибись. Круто. И бракованный трос.
Когда эту злосчастную золотую чушку тянули, один из тросов подъёмного крана лопнул. Да, взял и лопнул. В принципе, двух оставшихся всё равно должно было хватить, чтобы удержать её в воздухе. Но не хватило. Вероятно, и ещё один трос был не вполне качественным.
Мне потом рассказали, что после того случая больше тридцати человек, начиная от крановщика и заканчивая начальником треста, поехали осваивать Колыму. Только мне-то с того было вовсе ничуть не легче.
Сам момент падения чушки я почти не помню. Всё произошло очень быстро, да и сознание от боли я потерял почти сразу же. Помню, сидел я на стуле, держась рукой за чушку, потом резкий звук оборвавшегося троса и… всё. Очнулся я лишь на больничной койке.
Любопытно, но с самого начала Боли я не почувствовал. Вероятно, был накачан наркотиками. Боль пришла позже, недели через две. Зато пришла она ко мне навсегда.
Мне долго не решались рассказать, что со мной произошло. Сам же я был слишком слаб и не мог не то что встать, а даже и сесть на кровати. Но через две недели мне всё же открыли правду. Встать я не мог не только от слабости. У меня теперь ног не было. Совсем не было.
Чушка упала крайне неудачно. Чуть-чуть, сантиметров на пять, в сторону, и спасти меня не смог бы даже доктор-садист. Но он, сволочь такая, сумел меня вытащить с того света. Гадина. Вот и приходится мне теперь самому придумывать планы, как мне лучше Уйти. Существовать в виде растения я не желаю. У меня ведь не только ног нет. У меня ещё и… как бы поделикатнее сказать… словом, мужчиной я теперь являюсь лишь по документам.
Пока способ Уйти я ещё не придумал. Выбрасываться в окно бесполезно — мы на первом этаже живём. Больше одной таблетки за раз мне не дают. Всё напоминающее верёвки от меня спрятали. Мне даже ножницы не доверяют, не говоря уж о столовом ноже. Можно попробовать разбить оконное стекло и перерезать горло одним из осколков. Но я не уверен, что успею сделать это быстро, и что рана будет смертельной. За мной ведь ещё и следят!
Но я не сдаюсь. Смысла жить дальше не вижу. Всё равно я найду способ. Обязательно найду и убью себя. Я не хочу быть растением! Не хочу!..
* * *
Нашёл! Я нашёл!! Когда вчера вечером я понял, что именно смог открыть… чёрт, едва удержался от того, чтобы Бежать немедленно. Да, Бежать, Бежать, Бежать. Не Уйти, а Бежать!! Впервые с того момента, как меня изуродовало, передо мной забрезжила тень Надежды. Я нашёл Выход! Выход из Ада!!
А всё моя считалка любимая. Моя Сонька. Правда, не та, что у меня была раньше и с помощью которой Наташка провалилась к Гитлеру. Старая погибла. На неё обрывок стального троса упал и просто раздавил её. Но у меня в то время уже новая была. Тоже фирмы Sony, но более продвинутая модель. С 16 терабайтами оперативки. Мне её в КГБ предоставили. Бесплатно. Я на ней пытался воспроизвести по памяти программу управления окном. Но так и не смог я работающее окно вновь открыть. Там чуть ли не полсотни разных параметров и значения их я подбирал, что называется, "методом тыка". Разумеется, у меня была резервная копия значений. Только я её на Наташкиной "Белке" сохранил. Не думал я, что обе наши считалки могут выйти из строя одновременно. А они смогли. Тот кусок троса и "Белку" Наташкину тоже расплющил. Она же рядом с моей Сонькой лежала.
Да, саму управляющую программу я восстановил. Даже улучшил местами. А вот с входными параметрами прямо беда. Смог вспомнить от силы полдюжины. А остальные? А остальные подбирать вслепую принялся.
Я этим подбором параметров полгода занимался. То есть, я имею в виду то время, когда окно работало, а я ещё был здоров. После того же, как меня навсегда приковало к инвалидному креслу, интерес к жизни я потерял совершенно и попытки открыть новое окно прекратил. Зря прекратил, как выяснилось.
Вчера вечером со скуки и безысходности снова включил считалку. Просто так, потыкать по кнопкам и немножко вспомнить то время, когда у меня ещё были ноги. Очередная безумная и бессмысленная комбинация параметров и… вот он, пробой в прошлое!
Но на этот раз совсем не такой, как был в прошлый раз. Пробой не материальный, а информационный. В параметрах всё ещё было забито 22 июня 1941 года. Как в прошлый раз. И товарищ Сталин в качестве фокуса. И представляете же моё удивление, когда я внезапно уловил мысли товарища Сталина. Нет, сначала были не мысли, а лишь эмоции. Я почувствовал его тревогу, гнев, удивление и робкую надежду, что это какая-то ошибка.
Немного поварьировав параметры, я добился того, что легко мог читать мысли товарища Сталина. А потом понял, что и сам смогу транслировать ему свои мысли. Только вот трансляция с моей стороны должна была убить меня, так как будет сопровождаться разрушением моего мозга. А потом… потом я догадался, что нашёл Выход!..
* * *
До сих пор поражаюсь своей силе воли. Узнав, что я могу покинуть опостылевшие руины тела, ставшего тюрьмой моего разума, я… удержался. Не стал Бежать немедленно. Задержался почти на две недели, хоть и было мне очень больно. Для меня же ведь теперь даже и в туалет сходить каждый раз — проблема и испытание. Больно и неудобно. А просить кого-то помочь — стыдно.