Выбрать главу

— Не помню, чтобы я читал такое.

— Ты и не читал. Но видел. Если ты хотя бы мазнул взглядом по стене — мне этого достаточно. Я разберу.

— По-моему, всё равно не поможет. Не сдвинуть нам его.

— Петя! Не сдавайся!..

* * *

Глава 12

(Пётр)

Нет, с датами — это, конечно, дурость несусветная. Во всём мире уже больше недели, как 1917 год, и лишь у нас, в России, всё ещё никак не закончится 1916-й. Самобытность — это хорошо, это здорово, но, блин, нужно и меру знать.

Я сложил газету, бросил её на столик и уставился в окошко на пробегающие мимо заснеженные ёлки. Красиво, вообще-то. Да, ёлки. Вспомнил Наську на Рождестве у нас в Царском Селе. Хм… "у нас". Всё больше и больше чувствую себя Алексеем с памятью Петра. Теперь уж и не поймёшь, кого тут больше — меня или его.

А: Не парься, шизофрения. Меня, его. Нету ни меня, ни его. Мы — одно целое. А Наська действительно здорово пела.

Это да. Пела она отлично. Она вообще выступать любит. Сценки всякие разыгрывать. А после того, как я ей новую песню пообещал сочинить, вцепилась в меня, как клещами и не отпускала до тех пор, пока не научил её. Да мне не жалко. Пусть девочка порадуется. Для неё это тоже ведь последнее нормальное Рождество. Но как она пела, как пела! Как сейчас помню: стоит возле рояля, Оля играет, а Наська выводит своим звонким голосом:

Зима раскрыла снежные объятья, И до весны всё дремлет тут, Только ёлки в треугольных платьях, Только ёлки в треугольных платьях Мне навстречу все бегут, бегут, бегут… И уносят меня, и уносят меня В звенящую светлую даль Три белых коня, эх, три белых коня — Декабрь, и январь, и февраль!

Здорово у неё получилось. И песня подходящая, как раз для Рождества. Не то, что наша. Это Лёшка придумал. Повыпендриваться ему захотелось. Перед Ленкой, конечно. Это он всем остальным может клюкву по ушам развешивать, но не мне. Я-то знаю, что на самом деле он всё это затеял только для того, чтобы иметь повод чуть-чуть подержать Ленку в объятиях.

А: Да ладно тебе. Самому ведь понравилось.

Понравилось. Но всё равно песня совсем для Рождества не подходящая. Вовсе не в тему. Хотя, конечно, в своём отглаженном белоснежном костюме я действительно выглядел эффектно. Тут спору нет. Дошло до того, что я перед тем, как к ребятам выйти, минут десять перед зеркалом вертелся. Как девчонка, блин. Так собственное отражение мне приглянулось.

Отец своё обещание исполнил. Рождество у нас очень весёлое получилось. Ребят больше трёх десятков пришло. Сначала некоторые немного дичились, но постепенно оттаяли. Мы даже в фанты играли. Это очень забавно оказалось. Особенно смешно было наблюдать за тем, как Васька Пронин и Машка с завязанными глазами кормили друг друга сметаной с ложечки. Вымазались оба, как чушки. Зато смеху-то было! Сразу видно, что именно это Рождество было настоящим, а вовсе не то, в Зимнем, куда я с отцом вынужден был приехать.

Вот, блин, там и скукотища была! Рожи у всех кислые. Отец тоже губы поджал, а поздравлял с таким видом, будто повинность отбывает. Собственно, так, наверное, и было. Он даже подарков в этот раз вовсе никому не подарил. А на прошлое Рождество дарил. Совсем он разругался со всеми. Неудивительно, что его вот-вот свергать будут.

Так и не удалось мне убедить Николая в том, что он уже почти приехал. Надо не о проливах думать, а как голову на плечах сохранить. Только вот, сохранить голову, сняв корону, у него, по-моему, никак не получится. Не может он уйти на пенсию. Снимет корону — вскоре и голову с него снимут. Кому он без короны нужен-то?

А что будет дальше мне очень хорошо известно. Царя нет. Временное правительство. Дурацкие указы, развалившие армию. Рухнувший фронт. Брестский мир и…

Не печалься о сыне, Злую долю кляня По бурлящей России Он торопит коня. Громыхает гражданская война От темна до темна Много в поле тропинок Толькоправда одна

Нда. Очень красивая песня. Романтическая такая. Из замечательного советского кинофильма. Я когда маленький был, сильно этот фильм любил, много раз смотрел его. Не понимал я тогда, о чём этот фильм на самом деле. И что эта добрая песня в действительности невероятно жуткая, мне тоже стало понятно лишь тут, в конце 1916 года.

А Николай, всё-таки, слегка невменяем. Или даже не слегка. Страна сползает в хаос, а он кроме этой дурацкой войны не видит ничего. Правительство в очередной раз поменял зачем-то. Хотя, может и к лучшему, что поменял. Иначе Бориса Владимировича со мной бы и не отпустили. А он, пожалуй, самый вменяемый из тех, что у нас есть сейчас. Во всяком случае, Лёшка в моей памяти не нашёл никого более подходящего. К тому же, Лёшка и сам с ним знаком, лично. И очень высокого мнения об этом человеке.

Да, хорошо, что он согласился со мной поехать. Одного-то меня отец бы точно не отпустил. Мне же двенадцать лет, куда мне?! Я и так-то отца едва-едва уболтал. Мама вообще чуть не в истерике. Как это? Куда ребёнка одного?! Но как-то справился я. Честно говоря, мне показалось, что Николаю несколько надоело то, что им жена вертит. По-моему, меня в Москву он отпустил в основном для того, чтобы доказать всем, что он может делать что-то, с чем его жена не согласна. Опять же, и обычная отцовская гордость. Сын растёт, помощник. Но всё равно, в одиночное плавание отец бы меня ни за что не отправил, молод я ещё. А вот под опёкой Бориса Владимировича — совсем иное дело. Кажется, Николай чувствует себя немного виноватым перед Штюрмером. Действительно, человек работал, вроде, даже справлялся, и тут на тебе — трах-бабах и в отставку. Конечно, ему обидно.

Зато теперь у меня есть такой могучий помощник — целый предсовмина в отставке. Опять же, губернатором много лет работал, знает, как это делается. А то, вообще-то, честно говоря, из меня генерал-губернатор — как из дерьма пуля. Но начинать-то когда-то нужно! Учиться мне надо. А лучше всего учиться на живом примере, наблюдая, как это правильно следует делать. Вот в таком ключе я отца и окучивал целых три дня, когда понял, что самостоятельно тот не вырулит даже с моей помощью. Главным образом потому, что помощь от меня принимать отказывается. Не верит Николай, что всё уже гораздо хуже, чем очень плохо. Не верит, хоть ты тресни.

Единственное, что мне удалось, так это добиться от отца приостановки до лета мобилизации. Новых новобранцев набирать пока не будем. Но вот демобилизовать уже набранные полки отец отказывается категорически. Пополнение, блин, на фронте ждут. Хотя какое это, на хрен, пополнение? Мужики с ружьями. Толку от них на передовой даже не ноль, а отрицательная величина. А ведь как полыхнёт, так эти мужики по стране расползутся. С оружием, блин.

Бьют свинцовые ливни, Нам пророчат беду, Мы на плечи взвалили И войну и нужду.

Вот именно. Свинцовые ливни. Оружия да патронов навертели горы. Есть чем воевать. И белым хватит, и красным, и зелёным. Всем хватит. Много на фронте оружия. Фронт рухнет, но оружие-то никуда не денется. Мужики его с собой утащат.

За окошком темнеет. Декабрьские дни коротки. Скоро ужин. На фоне пролетающих мимо ёлок вижу в стекле отражение хмурой рожицы нового Московского генерал-губернатора. Своё отражение. Угу, я теперь генерал-губернатор города Москва. Хоть мне и всего двенадцать лет.