Потом ещё часа два все ругались, но, в конце концов, так и порешили, поставить меня соправителем и младшим императором. Даже большевики согласились с тем, что вот прямо сейчас взять власть над всей страной они не готовы. Ленина тут не было, а Ногин и Дзержинский хоть и кривили рожи, но на второго императора согласились. Они тоже понимают, что иначе всё рухнет и вовсе не факт, что в поднявшейся буре уцелеет сам Моссовет. Его вполне может смыть. И их самих вместе с ним.
Конечно, всё бегом-бегом, скорее. Никакой подготовки к коронации. Опередить Временное правительство, пока они не наворотили чего-нибудь. Коронацию уже на следующий день назначили. У нас тут Великий пост идёт, короноваться нельзя. Так патриарх Тихон особое распоряжение на этот случай выдал. Нельзя, но в данном случае можно. Этот грех он на себя берёт.
Большая императорская корона была в Петрограде. Её возили туда, чтобы Николай в ней на открытии конференции стран Антанты присутствовал. Да так в Питере он корону и оставил. Меня старенькой Шапкой Мономаха короновали. Впрочем, так даже и ещё лучше было. Как бы подчёркивало это, что император я не настоящий, а младший.
Ещё на меня какой-то костюм доисторический напялили. Сказали, его ещё Пётр I надевал в особо торжественных случаях. Нашли где-то в кладовках это старьё. Тяжеленный, зараза. И жарко в нём. Да и мышами воняет. На пальцы мне перстней нанизали, на шее крест золотой в полкило весом, ещё цацки какие-то. В общем, я прям как ходячая ювелирная витрина стал.
Саму коронацию плохо помню. Устал я. И душно в Успенском соборе, туда народу больно дофига набилось. Помню, голову мне Тихон какой-то дрянью вымазал, напялил на меня знакомую мне по фотографиям Шапку, и вот я уже и император. Круто! А через полчаса после этого меня чуть не убили.
Чего там, Коль? Приехал уже? Ну, пусть заходит. Владимира Михайловича нет сейчас в Кремле, он в Лавру уехал. Так я уж сам. Дзержинский уже понял, что я не совсем кукла и Владимир Михайлович свои решения со мной согласовывает. Так что в крайнем и срочном случае можно заручиться моим согласием, надеясь, что Штрюмер его потом одобрит.
А вообще, Феликс Эдмундович какой-то нервный стал в последнее время. Работает, что ли, много? Или то на него так та статья повлияла? Я заметил, она его впечатлила сильно. У нас ведь тут цензура в Москве отменена. И помимо всего прочего, печататься стала и большевистская газета "Правда". Дважды в неделю. Пятьдесят тысяч экземпляров. Правда, это общий тираж. Чисто в Москве тысяч двадцать всего печатается.
И вот три дня назад в "Правде" опубликовали очередную статью Ленина. Я читал её. Нда. Мне кажется, Владимир Ильич несколько погорячился. Нельзя же так! Люди старались, хотели как лучше. А он Моссовет обозвал предателями, приспособленцами и трусами, а Дзержинского и Ногина и вовсе ласково повеличал иудушками и политическими проститутками. Вроде, он такое про Троцкого сказать должен был? А у нас получилось, что про Дзержинского. О, а вот и он сам.
— Ну, здравствуй, твоё Величество, — приветствует он меня. Всё нормально, он меня так называет, когда мы одни. Это у него вроде шутки.
— Здравствуйте, господин карбонарий, — а это я в ответ пошутил. Тоже нормально, он не обижается.
— Как здоровье? Больше не стрелял никто? — толстый намёк на тот случай после коронации.
— Бог миловал, Феликс Эдмундович. Здоровье хорошее.
— Вот и славно.
— Присаживайтесь. Чайку? Или кофе?
— Чайку, Алёша. Ты ведь знаешь. Да вот Коля и несёт уже. Благодарствую, Николай.
Колька ставит на стол поднос с двумя чашками, встаёт по стойке "смирно", щёлкает каблуками, кивает, и выходит за дверь. Красиво у него получается. Я бы не смог так.
— Так с чем пожаловали, Феликс Эдмундович? Что-то срочное?
— Ну, не то, чтобы так сильно срочное, но…
— Не томите, Феликс Эдмундович. Что там у Вас?
— Сегодня из Швейцарии письмо мне с верным товарищем передали.
— Что-то важное?
— Да. Хочешь взглянуть?
— Если Вы не против.
— Вот, смотри. Написано по-немецки. Перевести?
— Не нужно. Я понимаю немецкий.
Так. И что тут? Письмо не слишком большое. Отчего-то бумага рыбой воняет. Нелегально переправляли, должно быть. Группа товарищей. Германское командование согласилось. Через Швецию далеко и долго. Кайзер лично дал указание пропустить прямо сквозь линию фронта. Личные гарантии безопасности до русских позиций от кайзера. А, понял. Кто-то едет в Россию из Швейцарии и этого кого-то немцы пропускают через свои позиции. И кто это? Ага, вот список пассажиров спецвагона. Кто?!!
— Феликс Эдмундович, они собираются ехать сюда, к нам?
— Да, Алёша. Думаю, они уже едут. Не забывай, письмо ещё нужно было доставить мне.
— Вот эти люди? Все они? — показываю я последнюю страницу письма со списком.
— Да, эти люди. И я хотел бы попросить помощи.
— Какой, Феликс Эдмундович?
— Мне нужен мандат с подписями регентов, предписывающий оказывать предъявителю его всяческую помощь и содействие. И литерный поезд. Их нужно встретить прямо на линии фронта.
— Полностью согласен с Вами, Феликс Эдмундович. Встретить необходимо. Это крайне важно. Я бы даже сказал, архиважно, — Дзержинский как-то странно посмотрел на меня. — Что? Я что-то не так сказал?
— Да нет. Просто ты мне сейчас напомнил одного человека.
— Феликс Эдмундович, умоляю, забросьте все свои дела. Займитесь этим прибывающим вагоном. Это — невероятно важно. Пошлите своих лучших людей. В крайнем случае, поезжайте даже сами. Но, умоляю, не потеряйте их. А мандат Вам будет. И поезд. Хотите, я Фёдору Артуровичу позвоню, он поможет ещё.
— Спасибо, этого не нужно. Достаточно мандата. Я уж как-нибудь силами ЧК справлюсь.
— Ну, Вам виднее.
— И хорошо бы мандат побыстрее. Я боюсь опоздать.
— Не сомневайтесь, Феликс Эдмундович. Специально на такой случай у меня есть чистый бланк, подписанный обоими регентами. Сейчас всё будет.
— Они так доверяют тебе?
— Доверяют. Но сначала я им должен позвонить и спросить разрешения. И лишь потом могу использовать бланк. Минуточку… Центральная?.. Император на проводе. Связь с Лаврой, пожалуйста. Пусть найдут там регента Штюрмера. Срочно!
А пока Бориса Владимировича ищут, я держу возле своего уха телефонную трубку, а взгляд мой вновь падает на последнюю страницу того воняющего рыбой письма, что принёс мне Дзержинский. Там неровным почерком написаны имена всех тех, кто едет к нам из Швейцарии. Фамилии людей указаны с немецкой педантичностью в алфавитном порядке.
И в конце списка, одним из последних, написано столь поразившее меня имя: "Ульянов, Владимир Ильич". Он едет сюда! Ленин! Мы спасены!!
Глава 17
(Алексей)
* * *
— …Лёха, да задолбал ты со своим гундением! Фамилия ему не нравится, видите ли!
— Петя! Ну как можно человека с такой фамилией назначать комиссаром особого корпуса?
— А чем плоха эта фамилия, а? Ну, чем плоха? А Рабиновича можно назначить? А Шмайкерзона какого-нибудь? Можно? А этот чем тебе не нравится?