– Я искала… вы присылали мне такую чудную мазь, быть может, вы сумеете мне посоветовать… – говорила госпожа Линден сбивчиво, опустив глаза и комкая в руках платок. И ничем не напоминала сейчас ту великолепную жену градоправителя, что блистала на балах и сияла неизменной улыбкой. Впрочем, прекрасна она была даже теперь. И очень печальна.
…Так началась эта странная дружба, которая очень скоро переросла в нечто куда большее. Изабелла поведала о том, что происходит в ее жизни. Замуж ее выдали, не спрашивая о ее желаниях. Впрочем, она, сирота-бесприданница, даже радовалась решению опекуна: все-таки муж не старик, богатый и знатный, с положением в обществе… увы, с мечтами о счастье пришлось расстаться в первые же дни своего замужества. Градоправитель Линден оказался домашним тираном, безжалостным и жестоким. И лишь на людях они должны были играть роль счастливой и любящей семейной пары. Его жене некуда было обратиться и некому жаловаться – никто не поверил бы ей. Да и влияние градоначальника позволило бы замять любой скандал.
– Иногда мне хочется просто наложить на себя руки, – говорила она. – Но я не могу… мне не хватает духу. И я не могу оставить тебя. Ты – единственное, что есть светлого в моей загубленной жизни.
По нежной щеке Изабеллы скатывалась хрустальная слезинка, и Ратмир стискивал кулаки.
Они встречались в сторожке в городском парке. Заброшена она не была, но сторож недавно уволился, и нового почему-то никак не могли нанять. Эта сторожка с крохотной полутемной комнатушкой, где стояла скрипучая мебель и где нельзя было зажигать огня, чтобы никто не увидел, стала их убежищем, их маленьким раем на двоих.
Изабелла сама впервые привела туда Ратмира за руку. И сама начала снимать с него одежду. Он никогда не осмелился бы на такое – возлюбленная казалась ему хрупким цветком, к которому и притронуться-то лишний раз страшно.
Там были торопливые горькие поцелуи, жаркий шепот, прикосновения и ласки, переполненные страстью и нежностью. И отчаянные объятия после. Каждый раз – как в последний. Так невозможно казалось отпустить эту женщину обратно – в боль и безнадежность.
– Я скоро закончу академию, – говорил он. – Мы сбежим! Вместе. Я смогу содержать нас обоих…
Предлагать такое было непросто. Ратмир всегда мечтал, что будет заниматься наукой – и где, как не в академии? Но если на кону – счастье любимой женщины, мечта может и подождать.
Однако Изабелла лишь тихо невесело рассмеялась.
– Я не могу от него уйти. Мой опекун… он не знал, что все так выйдет. Он хороший человек, и я многим ему обязана. Муж сказал, что если я уйду, мой опекун окажется в долговой тюрьме. Я не могу так поступить с ним. Да и меня муж все равно разыщет. Ты… ты не знаешь Линдена. Он страшный человек. И у него достанет влияния, чтобы разыскать нас где угодно – и погубить не только меня, но и тебя… Если бы он мог просто исчезнуть! Умереть. Мы поженились бы с тобой. Жили бы счастливо, только ты и я. У нас был бы маленький домик. Ты занимался бы своей магией, а я ждала тебя каждый вечер… Иногда мне кажется, что я могла бы его убить. Но тогда мы с тобой все равно не будем вместе, меня посадят в тюрьму. Если бы он просто мог умереть. Просто умереть…
Последние слова Ратмир слушал, будто не до конца понимая их смысла.
– Ты же знаешь… я маг. Я не могу совершить убийство. Мы клянемся не творить зла. Моя клятва пока не закреплена чарами, но…
– Конечно, любовь моя, – Изабелла закрыла ему рот поцелуем. – Я никогда не стала бы просить тебя о таком.
Такие разговоры повторялись не раз. И каждый раз, видя синяки и ссадины на совершенном теле любимой женщины, юный колдун стискивал зубы и задыхался от ненависти.
Мысль о том, что господину Линдену было бы лучше просто умереть, освободив прекрасную Изабеллу, все чаще возникала в голове Ратмира.
Разве он не маг? Разве не может сделать так, чтобы никто ничего не заподозрил?
А клятва… что, в конце концов, есть зло? Разве не доброе дело – освободить от жестокого тирана ни в чем не повинную молодую женщину? Разве сам господин Линден – не зло во плоти?
Яды и противоядия были специализацией и темой диплома Ратмира. Чтобы знать все о лечении, надо знать все о болезни. И он знал все о ядах.
Месяцы проходили будто в тумане. Редкие жаркие встречи, горячечный шепот в темноте. А днем – снова лекции и семинары, вдруг оказавшиеся какими-то неважными, будто все это – совсем из другой жизни, ведь настоящее – лишь там, в тесной парковой сторожке. И все, что казалось смыслом жизни прежде, отошло вдруг на дальний план.