Царь удивленно покосился на него и ухмыльнулся. Дружески шлепнул его по плечу и подмигнул.
— Ну, рискни.
Заметив Царя, вся процессия распростерлась в поклонах, кое-кто даже упал на колени. Добряк Третий этого не заметил. Эта затея уже не казалась ему такой радужной. Он представил этого усатого советника, этого Лебезяна, обнимающего его дочь, и ему стало тошно. Но уже в тронном зале он расслабился. Он вспомнил одну мудрость, которая успокоила его сердце: первый блин всегда комом. Так же, как и первый кандидат, претендующий на руку дочери.
4
— Я этого не вынесу! — грохотал Царь, меряя шагами тронный зал. — Просто не вынесу! Ей рассказывали душераздирающие истории, перед ней рыдали, рыдали! Я собственными глазами видел в замочную скважину! Ей изливали душу! Ей объяснялись в любви. А барон! Барон! Какой букет принёс! Ты видел? А ты? У меня у самого слёзы навернулись от такой красоты. А она что? Что она?!
— Понюхала? — предположил Второй советник.
— Понюхала, — грустно согласился Царь и тяжело опустился на трон. — И рассмеялась.
Он закрыл лицо руками, всхлипнул и снова вскочил.
— А эти ужасы про душегубов в заснеженном лесу? У меня пот выступил от страха. Этот летописец просто покорил меня. Как же он рассказывал, с ума сойти можно. И ничего, ничегошеньки смешного в этом нет. А ей все — смех, все — потеха.
— Да что с него-то взять, с этого летописца? Он же только летом пишет, а история о зиме. Наврал всё.
Царь призадумался, глянул на Второго советника, важно покивал.
— Как обычно, ты прав. Повышаю тебе жалованье.
Ваня хмыкнул и отодвинулся от высоких дверей. Вообще-то он знал, что подслушивать плохо, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось узнать, удалось ли кому успокоить Царевну. Тем более стражники как раз удрали занимать очередь в опочивальню Царевны, так что подслушивать никто не мешал.
Ваня снял колпак с бубенчиками и любовно обнял его. Никто не смог заставить Царевну-Хохотунью перестать смеяться. Лучшая новость за день!
— Да почему ты ничего не сказал? Стоял, как дурак, и молчал?
— А сам-то? Отвесил поклон и застыл, как статуя!
— А ты видел ковёр в ее комнате? Это же произведение искусства!
— Ой, дурак. Не на ковёр надо было смотреть. Эта Царевна — самая прекрасная из женщин! Я даже дар речи потерял!
Ваня спрятался за угол и ещё несколько минут слушал, как перебраниваются стражники. А потом вдруг ноги сами принесли его к опочивальне Царевны. Кандидатов больше не было. На сегодня посещения закончились. Через полчаса Царевна ляжет спать. Потому надо действовать немедля.
Ваня знал, что он не годится ей в женихи. Он — всего лишь Шут. Да и то — Запасной. А она — самая прекрасная женщина на свете. Такой союз невозможен, даже и мечтать о таком нельзя. Но зато он сможет рассмешить ее. И это воспоминание будет вместе с ним до конца его дней.
Ваня решительно постучал в дубовую дверь и неловко напялил на голову колпак с бубенцами. За дверью послышалась возня и хихиканье. Ваня расценил это, как приглашение войти.
Царевна-Хохотунья лучезарно улыбалась, стоя посреди комнаты. Ваня не заметил пестрых ковров, устилающих пол, драгоценных каменьев, украшающих наряд Царевны. Не заметил он и золотых канделябров, всевозможных меховых шкур и хрустального шара, размером с перезрелую тыкву. А заметил он только ее улыбку. Такую светлую и такую прекрасную, что дыхание перехватило.
Совладав с собой, Ваня громко спросил:
— Знаете, что делает вороная лошадь, когда видит перед собой хорька?
Улыбка Царевны медленно меркла. Ваня, затаив дыхание, ожидал ответа. Пауза затянулась. Тогда Ваня громогласно добавил:
— Ржёт!
Царевна моргнула. Ваня сделал шаг назад. Бубенчики тихонько звякнули. Если бы не они, эта тишина могла бы свести с ума. Ваня уже собрался было бежать, куда глаза глядят. Но не тут-то было. В комнату с истошным воплем ворвался Царь.
— Что с моей дочерью?! Что с ней? Она не смеялась уже пять минут! Она больна?! Что ты с ней сделал?!
— Нет, папенька, все хорошо.
Царь отпустил обмякшего Ваню и бросился обнимать дочь.
— Где болит, золотко? Что не так? Что ты с ней сделал, Шут?!
— Я — всего лишь Запасной Шут, Ваше Величество.
— Понимаю. Конечно, — мягко отозвался Царь и даже попытался улыбнуться, затем резко округлил глаза, раздул ноздри и заорал не своим голосом. — Что ты с ней сделал, Запасной Шут?!
— Я… Я пошутил.
— Извини, что-что ты сделал?
— Пошутил, — смущенно повторил Ваня и уставился на свои полосатые башмаки.