Царь покосился на задумчивую дочь, потом снова на Ваню и приобнял обоих за плечи.
— Стало быть, играем свадьбу, — беззаботно подытожил он.
— Да разве же так можно? — воскликнул Ваня и попятился к двери. — Я ведь даже и не Шут толком. Драю полы, мою посуду, иногда где-то полку прибью. Я — Запасной Шут. Шут, который ни разу никого не рассмешил! Даже когда я падаю, люди кривятся или делают вид, что ничего не заметили. А я тренировался! Я тренировался падать смешно!
— Ты закончил свою речь? — поинтересовался Царь.
— Нет ещё, — с поклоном ответил Ваня и опустил глаза. — Я люблю Царевну-Хохотунью всей душой. Но я не гожусь ей в женихи. Посмотрите на эти бубенцы? Они не вписываются в эту обстановку!
— Теперь все?
— Я…
Царь решительным жестом заставил Ваню замолчать.
— Сынок, ты себя недооцениваешь. Ты говоришь, что ты — Шут, который ни разу никого не рассмешил. Но ты сделал гораздо больше. Ты привёл в чувство мою любимую дочь. Конечно, я не против ее смеха, но ведь всем подданным этого не объяснишь. Как говорят: делу время, потехе — час. Всего час, понимаешь? А она смеется уже восемнадцать лет, сама устала, наверное. И не глупи, ты женишься на моей дочери. И будешь рассказывать ей шутки, если это потребуется.
— Но разве люди не будут смеяться? — с надеждой спросил Ваня, позвякивая бубенцами. — Молодая Царевна и Запасной Шут? Разве это не похоже на самую настоящую комедию?
— О, разумеется, нет, — возразил Царь и нахмурил кустистые брови. — Никто не посмеет смеяться над царской семьей!
— Но, может, хотя бы кто-то один? — упорствовал Ваня. Радость переполняла его, но осталось одно незаконченное дело: он должен быть рассмешить хоть кого-то.
Царь окинул Ваню благодушным взглядом и заулыбался.
— Да. Кое-кто будет, не сомневайся. Такой всегда найдется.
5
Свадьбу играли две недели. И снова был пир горой. И шапки, шляпы и косынки снова взлетали в воздух. И раздавались веселые песни. И земля дрожала от задорных плясок.
Царевна-Хохотунья не перестала смеяться, но ее смех больше не пугал народ. Люди замирали на улице, в очередной раз услышав ее едва слышное хихиканье или громогласный гогот. Даже самые угрюмые жители не могли сдержать улыбку, а весельчаки заражались ее весельем, хлопали себя по животам и бокам и хохотали до упаду. По ночам заливистые трели ее смеха больше не беспокоили народ, скорее, они напоминали колыбельные песни. А если смех Царевны-Хохотуньи на какое-то время прекращался, люди не тревожились: они знали, это ее муж Ваня рассказывает ей свои шутки.