Старик оказался мудрым и властным, приказы его были разумны, а старые руки достаточно сильны для того, чтобы крепко держать власть. Люди, перестав себя считать господами, подчинились ему, и селение вновь расцвело, ибо где власть, там и расцвет». И на этом кончается притча.
Царь-Нищий с усмешкой взглянул на Безбородого и сказал:
— Нет сомнения в том, что эту притчу выдумал тот самый старшина, которого с позором прогнали жители селения. Я долго скитался по миру, я видел его зло, и я разочаровался в нем. Я прочел в древних книгах, что когда-нибудь люди возведут город равных, город справедливости. Я жил, надеясь, что увижу этот город, но годы шли, вместе со мной старилось время, и надежда моя угасала. Теперь, когда мы в пустыне воздвигли Чамбиль, я отказался от разочарования, но не отказался от надежды. Смотри, Безбородый, вот мы живем без господ, без их власти, а Чамбиль цветет, и люди радостны. К чему же твоя лживая притча?
— Но долго ли будет цвести Чамбиль? Ты, Царь-Нищий, умен книжным умом, не спорю, а я умен опытом своих двухсот с лишним лет. Не придут ли ханы со своими войсками, не разрушат ли, не уничтожат ли город равных?
Гор-оглы задумался, услышав эти слова Безбородого, а потом сказал так:
— Я не знаю, что написано в древних книгах, но я знаю, что мы защитим Чамбиль от всех господ и ханов с их войсками. Живое живет не за счет живого, а ради живого. Мы превратили пустыню в город, а ханы превращают города в пустыни. Велика сила ханов, но это сила смерти, а у нас — сила жизни. Но вижу я, что есть у нас богатырская сила, а нет знаний. Царь-Нищий, вы старец с разумной душой. Научите меня и всех, кто живет в Чамбиле, чтению и письму, поделитесь с нами светом знания.
С того дня стал Царь-Нищий учителем Чамбиля, учителем Гор-оглы. Узнал Гор-оглы, что слова могут рождаться не только на языке, но и на бумаге, и что это слова мудрости и опыта. Узнал он о движении звезд на небе, о странах и племенах на земле, о том, что было и будет. Сердце Гор-оглы забилось новым биением, тесно стало сердцу в богатырской груди, ибо оно как бы сравнялось теперь со всем мирозданием.
Часто бродил по ночам Гор-оглы но городу, где деревья разрослись, как лес, он бродил и думал о прочитанном, он думал о мире, о людях, о себе. Однажды ему показалось, что сквозь листву зажглись, как звезды, чьи-то глаза, глубокие и зовущие. Они глядели, эти глаза, удивляясь и обольщая. Гор-оглы вспомнил, что уже видел однажды эти глаза, — но тогда ли, когда он сдвинул с места плечом камень Акван? Когда горлинка пролетела мимо него? Когда на миг ему показалось, что пери парит над камнем Ливаном? Гор-оглы пошел па путеводный свет этих прекрасных глаз, как путник в степи идет на свет одинокой хижины, но глаза внезапно погасли, исчезли в листве, и только горлинка пролетела над листьями и скрылась в звездном небе.
Весь день Гор-оглы не находил себе покоя, он думал об этих глазах, просиявших ему в ночной листве, а когда мгла окутала землю, он снова пошел к тем деревьям, где был в прошлую ночь, н снова ему показалось, что он видит — уже не в листве, а над листвой — чьи-то глаза, только не те, вчерашние, удивленные и обольщающие, а другие — дикие, печальные и знакомые. Гор-оглы стал к ним приближаться, но глаза удалялись от него, пока Гор-оглы не очутился за скалами, отгораживающими Чамбиль от пустыни, и тогда Гор-оглы понял, что перед ним, возвышаясь, как мохнатый утес, стоит Афсар.
— Здравствуй, Афсар, — обрадованно проговорил Гор-оглы. — Почему ты убежал из Чамбиля? Или я тебя обидел? Скажи мне, как другу, чего ты хочешь?
— Я хочу быть человеком, — сказал Афсар, и голос его, гулко загремевший в ночи пустыни, поразил Гор-оглы. Впервые в этом голосе была слышна печаль. — Пока на земле не было города равных, я смеялся над вами, человечками, я считал, что я лучше и счастливее вас, чей возраст краток, а сила ничтожна, я и не думал о том, что плохо быть дивом, а теперь я стыжусь своей породы, я хочу быть человеком.
— Не знаю, как тебе помочь, Афсар, — промолвил, сокрушаясь, Гор-оглы. — Пойдем к Царю-Нищему, попросим у него совета.
У Царя-Нищего были теперь и дом с башенкой, и сад, поле. Он все время трудился: и землю возделывал, и черпал мудрость из книг, и делился мудростью с детьми и взрослыми города равных. А по вечерам он сидел в башенке и изучал движение звезд, он искал в этом движении связь с человеческими быстротекущими жизнями. Он спустился с башенки, когда к нему пришли Гор-оглы и Афсар, и, выслушав их, произнес:
— В твоем голосе, Афсар, печаль, хотя ты сыт и здоров, а это значит, что ты уже перестал быть дивом, ибо дивы и животные печалятся лишь в час беды, и только люди постоянно печалятся о том, что не становятся они лучше и мудрее. Не тем отличается человек от зверя, что стан человека выпрямлен, — и зверь порою выпрямляет свой стан, и не тем, что человек обладает даром речи, — говорят же попугаи или индийский скворец. Из всех существ только человек бывает недоволен собой, и твое недовольство собой, Афсар, признак твоей человечности. Побудь у меня до утра, я узнаю от звезд, какая у тебя судьба, судьба дива или судьба человека.