Джавхар ответил нехотя, угрюмо:
— Всякая подневольная работа бессмысленна, хотя и можно найти цель для нее: я кую золотое кольцо на мизинец Белого Дива. Царь Города Тьмы полагает, что его руки, украшенные кольцами, еще больше будут походить на человеческие.
— А разве это не так?
— Нет. Только трудом украшаются человеческие руки. Но ты этого не поймешь, беззаботная, прекрасная пери, да и не нужно тебе понимать.
— Я хочу понять. Я хочу тебе помочь. Откуда ты родом, старик?
Так ласково задавала эти вопросы пери, что стало у Джавхара теплей на душе. Он сказал:
— Ты ошиблась, я не старик. Мне двадцать пять лет. И не думай, что меня состарило до срока одно только рабство. Меня состарила невозможность отомстить ненавистным дивам и вырваться из Города Тьмы.
Джавхар подошел к котлу, в котором плавилось золото, подбросил хворосту в очаг и продолжал:
— Я родом из Рума, я один из помощников и учеников знаменитого златокузнеца Хасана. Обезумел мой учитель Хасан, влюбился он в некую пери и начал, в поисках красавицы, странствовать по дорогам Вселенной. А дивы, наслышанные о моем умении, похитили меня в роще, через которую я проходил, держа рукоять меча, изготовленную мной для одного землевладельца. Было это семь лет назад, с тех пор и томлюсь я в подземном городе, и бессильна ненависть в моей груди.
— Я не знаю, как тебе помочь, но я хочу тебе помочь, я буду об этом думать, — участливо проговорила пери, а в душе ее возникла прежняя мысль: «Я опять совершаю странный, человеческий поступок…» — Может быть, известно тебе имя той пери, которую полюбил Хасан?
— Разумеется, известно, — с горькой усмешкой сказал Джавхар, — мой учитель бредил этим именем. «Кария, пери Кария!» — призывал он во сне и наяву.
Тогда, к удивлению Джавхара, царевна рассмеялась:
— Мне знакома эта пери. Поверь мне, Джавхар, я буду искать все способы для твоего избавлепия. А пока сделай золотой ошейник для моего льва. Чтобы работа у тебя пошла веселее, прикажу я тебе доставить сорок овец и ягнят.
— Спасибо тебе, прекрасная нерп, ты добра, как человеческое дитя! — с жаром проговорил злато кузнец. — Теперь не только я, по и все паше людское селение отведает сытную пищу. А если говорить о золотом ошейнике, то я изготовлю его к завтрашнему вечеру и доставлю тебе.
— Я сама приду завтра за ним. Прощай.
С этими словами пери удалилась. Приказав сорока служанкам позаботиться об овцах и ягнятах для златокузнеца, Юнус отправилась к своей матеры, пери Карни.
Мссяцеликая Кария, мать пери Юнус, была так же прелестна, как и в тот день, семь лет назад, когда она впервые появилась перед златокузнецом Хасаном и людьми из его каравана, как и в тот день, когда она, семьсот лет назад, стала женой волшебника Джамаспа, создателя таинственной, пророческой книги Джамасп-намэ. Она обрадовалась приходу дочери, велела служанкам принести фисташки, орехи, миндаль, плоды и сласти, доставленные с поверхности земли. Юнус отказалась от угощения. Мать внимательно взглянула на нее и сказала:
— У тебя сегодня странное лицо. Такие лица бывают у жен человеческих, когда они опечалены. Иногда таким мне казалось лицо твоего отца. Не надо грустить, Юнус, помни, что пери есть пери, даже если ее отец был человеком.
— Скажи мне, Карин, — задумчиво проговорила Юнус, — знакомо ли тебе имя златокузнеца Хасана?
— А как же, — рассмеялась Кария, но в ее смехе, заливистом, как у всех пери, Юнус почувствовала смущение, — я, видишь ли, приснилась ему, и этот глупец до сих пор скитается по земле, ищет меня.
— Ты мне говоришь не всю правду, — сказала Юнус. — Пери может присниться человеку только но собственному желанию. Для чего же ты пожелала этого?
Тогда заметила царевна-пери, что Кария еще больше смутилась. И снова, чтобы скрыть смущение, заливисто рассмеявшись, Кария спросила у дочери:
— Ты хочешь заманить Хасана в Город Тьмы? Повеселись, позабавься, я тебе не препятствую. Но к чему тебе этот человек? В людях, если они не волшебники, нет никакого прока.
— Ты ошибаешься, в людях есть прок, — возразила Юнус. И помолчав, добавила: — Я полюбила человека. И он, мне кажется, не волшебник.
Разве девушка не постеснялась бы так прямо заявить матери о своей любви? Разве это пристало скромнице? Но простим солнцеликой Юнус: она ведь была пери, а не стыдливой дочерью нашей узбекской земли.
Кария не только смутилась, она пришла в сильное волнение, услыхав признание дочери, и сказала с материнской строгостью:
— Расскажи мнe о человеке, которого ты полюбила.
И Юнус без утайки поведала матери о том, как ей приснился юноша, сильный и статный, как она его увидела наяву в тот день, когда он широким, богатырским плечом сдвинул с места огромный камень Акван.