Мы отточили почти до совершенства «Гангам стайл», разучили и закрепили пляску вприсядку, веревочку и ковырялочку. Благодаря хорошей спортивной подготовке у братков для первого раза получилось очень даже недурственно. Нескольких особо одаренных в другой ситуации я бы рекомендовала к нам в ансамбль.
Лева наяривал на свирели, переходя от фольклорных наигрышей к джазу и голимой попсе, и явно играл без особого напряга. После трех сотен Черномора и Мирового Змея десяток внушаемых дисциплинированных парней не представлял проблемы. Отец смотрел на него с явной гордостью.
— Что происходит? — недоумевал профессор Мудрицкий, который сам едва не присоединился к танцующим. — Массовый психоз?
— Скорее массовый гипноз, — усмехнулся Михаил Валерьевич, подбирая с земли упавший неподалеку автомат вместе с магазином и на всякий случай передавая еще один Мудрицкому.
— А это скажешь — оптическая иллюзия? — поинтересовался отец Василисы, указывая на черный смерч, внутри которого Константин Щаславович сражался с Иваном.
В отличие от прошлого раза, Бессмертному пока не удавалось одержать верх. Хранил ли Ивана заветный обручальный перстень, повлиял ли на него опыт смерти, без которого прежде не мог обойтись ни один ритуал взросления, или меч-кладенец закалился, соприкоснувшись с заклятой иглой. Но все засечные, подплужные или вертикальные удары брат не только отражал, но и наносил в ответ, в выпадах, уклонениях и переходах показывая сноровку, быстроту реакции и гибкость тела и ума.
Поскольку ровной площадки никто создать не потрудился — Константину Щаславовичу, кажется, даже нравилось балансировать среди любимых мусорных груд, попирая их дорогущими ботинками из крокодиловой кожи, — Ивану тоже приходилось как-то приноравливаться, чтобы удерживать равновесие. И хотя смотреть под ноги брат вроде бы не успевал, неровности и препятствия он использовал с выгодой, за считанные мгновения решая, какой из ударов в его положении наиболее приемлем. Впрочем, он с детства привык все просчитывать на несколько ходов вперед и обладал превосходной реакцией, как выяснилось, не только ума.
— Во дает, ботаник, — не удержался от комментария Никита, ноги которого продолжали выписывать плясовые кренделя. — Можно подумать, у нас в клубе занимался!
«Тебе-то что мешало? — едва не высказала ему я, вспоминая, как старый кузнец, словно наперед все зная, отогнал тогда еще моего горе-богатыря от заветного клинка. — И куда тебя, дурака, привела так называемая забота о своем благополучии? Спасибо Михаилу Валерьевичу, не позволил сделаться палачом и убийцей». Да и то сказать, разве любить до самоотречения в каком-нибудь клубе научат?
— А ты изменился, мальчик, — проговорил Константин Щаславович, безуспешно пытаясь загнать Ивана в тупик между бетонными блоками.
Брат вовремя распознал ловушку, ловко запрыгнул наверх, уклоняясь от ржавой арматуры, и оттуда атаковал.
— Повзрослел, возмужал, — продолжал Бессмертный. — Да только против меня тебе и твоим дружкам все одно не сдюжить. Я еще даже не начал.
Он отразил засечный удар, сделал неуловимое движение свободной левой рукой, которой, как заправский бретер, поддерживал равновесие, и свалка ожила, зашевелилась создавая из гор мусора жутких големов наподобие тех, от которых мы отбивались в Нави. Они собирались из ржавых корпусов, покрышек и запчастей машин, упаковок, бочек и мусорных пакетов. Часть из них я узнала: они охраняли владения Бессмертного в Нави. И я их ошибочно приняла за ксеноморфов.
Они вздымали монтировки, коленчатые валы, циркулярки и ковши. Откуда-то из недр воспрянул даже древний хлебоуборочный комбайн, силой магии запустил проржавевший двигатель и покатился, грозя стальными пластинами вращающейся жатки смять и искромсать Ивана на куски. А ему между тем приходилось отражать ускорившиеся в разы атаки Константина Щаславовича.
— Вот же паскуда! — выругался Лева, отступая под защиту знакомого бетонного блока. — Понял, что по-честному одолеть никак, и за свои подлости взялся.
— Надо что-то делать! — воскликнула я, высовываясь из укрытия.
— Попробую обратиться к духам, — кивнул любимый.
Он достал откуда-то из-за пазухи шаманский амулет, сменил свирель на хомус и запел в нижнем регистре, подстраиваясь под наигрыш и имитируя звуки леса. Я услышала в его пении шум ветра в кронах, сердитое цоканье белок, весенний рев марала, вой волков и перекличку птиц. Потом я почувствовала присутствие незримых обитателей тайги.
Лишившиеся своей Хранительницы духи приближались робко и неуверенно. Кто-то прихрамывал, приволакивая обожженную химической гадостью ногу, кто-то, наоборот, пылал гневом, готовый выплеснуть его на виновных и невиновных, кто-то не мог выпутаться из сетей или зловонных тенет расплавленного пластика, кто-то совсем обессилел в попытке защитить лес. Но они откликнулись на призыв. Двое молодых духов даже привели спивающегося, опустившегося Лешего, и он, услышав от Левы рассказ о судьбе Хранительницы-Василисы, расправил плечи и грозно двинулся на големов.
В воздух поднялся вихрь, в котором вместе с песком кружились шишки, ветки, хворост, валежник. Из леса прилетели стаи птиц, примчались полчища бурундуков и белок, вышли олени с росомахами и волками и даже присоединился один медведь. Впрочем, насчет последнего выяснилось, что это Михаил Валерьевич принял облик тотема. Птицы клювами протыкали мусорные пакеты, белки и бурундуки их самозабвенно потрошили и выворачивали. Олени поддевали големов на рога, валежины и пни дробили карбюраторы, ветки и шишки заклинивали шестеренки. Леший вывернутым с корнем столетним дубом остановил вращение жатки, а затем и опрокинул комбайн. Медведь ударом могучей лапы превратил вооруженное бензопилой ржавое чудище в хлам. Даже Андрей Васильевич, перебив монтировкой цепь, обездвижил одного механического монстра. Лева продолжал призыв, сзывая новых духов.
К сожалению, вступив в схватку, он перестал контролировать охранников. Половина братков, включая Никиту, после того, как одного из их подельников задрали волки, не сговариваясь, кинулись к машинам, загрузились в два «гелендвагена» и, врубив форсаж, умчались прочь, Остальные, видимо, привыкли ничему не удивляться или просто бывали в Нави. По крайней мере, двое из них оказались шаманами и сейчас, даже не пытаясь подобрать стволы, тоже достали хомусы. Насколько я поняла, не только Лева таскать с собой бубен считал слишком обременительным.
По их призыву из знакомого лаза и еще из каких-то дыр полезли немертвые — пленники, заключенные Бессмертным в аквариумах, и другие безвинные звери, мало того что погибшие жутко и мучительно, так еще и лишенные нормального посмертия. Отправить их души в Ирийский сад или под своды Мирового древа мог только очистительный огонь Верхнего мира, и я поняла, что пора тоже обращаться.
— Лева, скажи духам, чтобы отозвали животных, — предупредила я, стараясь успеть до того, как мое горло сможет издавать лишь птичий клекот. — Сейчас здесь будет жарко.
— И в самом деле, Маш, поддай огоньку, — согласился Лева, не вытаскивая изо рта хомус.
Я расправила крылья и взлетела повыше. Вскоре над свалкой закружилось огненное кольцо, внутри которого, точно боксеры на ринге или фехтовальщики на резиновой дорожке, вершили свой поединок Иван и Константин Щаславович. На этот раз им никто не мог помешать.
Все големы, которых не разрушил вихрь и не растерзали духи леса и звери, сгорели или расплавились вслед за немертвыми, распространяя отвратительную токсичную вонь паленых покрышек и пластика. Одного из черных колдунов задрал медведь. Другого раздавил своей богатырской дубиной Леший. Остальные охранники то ли сгорели, то ли успели убраться. Духи в смятении кинулись к лесу. Пожар в любой момент мог перекинуться на тайгу. Именно поэтому я медлила, прежде чем задействовать свой дар.
Лева вместе с пребывающим в шоке профессором Мудрицким, который держал на руках чумазого, встрепанного, но вполне живого Тигриса, отступили к последнему оставшемуся на месте внедорожнику, где прятался перепуганный Никита. То ли подельники бросили его, то ли он сам от них сбежал, понимая, что дело пахнет криминалом. Но после заверения в том, что его не убьют и здесь подыхать не бросят, двери открыл и даже виновато достал из холодильника минералку. Когда к ним присоединился вновь вернувший человеческий облик Михаил Валерьевич, Лева откупорил одну из бутылок и, разбрызгивая воду, продолжил играть, подражая журчанию ручья, рокоту реки на перекатах и реву водопада. У края леса, отсекая огонь, закружился водоворот.