Царевич же мой, уловив тихий зевок мой, тут же с улыбкой ласково спросил:
— Устала?
— Да. – Кивнула я, обеспокоенно поинтересовавшись: — А ты, Ванечка?
— Когда ты меня так нежно зовёшь, то мне не до сна, Царевна! – Хмыкнул он, тут же рассмеявшись: — Не так я себе представлял первую брачною ночь с девой любимой.
— Дурень, не говори ерунды! Нашёл кого любимой звать… – Тут же поспешила откреститься я, хоть сердечко от слов его сладостно затрепетало, но я поспешила скрыть это, хрипло позвав мужа своего: — Вань, а…
Царевич мой от этого лишь брови нахмурил, тут же строже став, да недовольно пробасил:
— Я помню про Алатырь. Уже не терпится от меня сбежать? Ещё суток не прошло, как мы обвенчались. – Но помолчав недовольно, добавил: — Иди ложись лучше спать, отдохни. Не мучай себя.
— А ты?
— Мне к бате идти скоро. – Покачал он головою, вытирая лицо полотенцем, дабы муку с себя убрать, успев уже хлеб печься поставить: — Позже отдохну. Как вернусь.
— А…?
— Завтра сходим, ежели охраны не будет. – Недовольно вдохнул он, сложив мускулистые руки на груди. Оранжевые языки пламени играли чертятами в глазах его, отчего он мне демоном во плоти показался в те секунды, но до того родным и нужным, что предложи он мне в ад спуститься я бы пошла, не думая.
— Хорошо. Ваня, я просто хотела сказать… — Неожиданно запнулась я, оторвав с усилием взгляд от него, как он голову в сторону наклонил:
— Что?
— Спасибо. – Он на это хмыкнул только, неожиданно нежно протягивая ладонь свою массивную и меня на руки беря.
— Ложись, уставшая моя. – Положил он меня на подушку мою, что на тумбе около кровати стояла, и даже одеялом прикрыл аккуратно. — Я быстро ворочусь. – Улыбнулся он мне, прежде чем я провалилась в руки морфея с такою лёгкостью, коей не было с самого детства моего.
Глава 11. Иван. Разговор по душам
Едва ли глаза продрав после ночи бессонной, я медленно взошёл в зал тронный, кивнув при этом братьям и отцу, что уже восседал на троне своём с утреца пораньше, как и шайка бояр за спиной его. Послать всех хотелось страшно, да только Руса расстроиться, поэтому я недовольно вздохнул и послушно положил ладонь на грудь, молвив:
— Доброе утро, царь-батюшка! – Батя на это лишь кивнул, махнув рукою, мол, долго не распинайся, и тут же слово сам взял, стоило мне замолчать:
— Доброе утро, сынки. – Голос его при этом до того недовольным был, что мы с братцами лишь усмехнулись на это. Ни одному из нас все это сильно не надо было, да только бояре очевидно сильно батеньке на уши присели с этим испытанием, что он того и согласился, дабы они успокоились. Все это было чтобы Русу опорочить да предлог найти, но… До чего же глупо, честно слово. Отец тем временем продолжил: — Что же… Начнём по старшинству. Василий, ты первый. Изволь показать, что красна дивчина… — Благодушно начал он, как брат что-то из-за пазухи извлёк, отчего мы все дружно поморщились: — Это что за хрень? – Озвучил Величество то, что на языках у всех было, кабы мы это горелое нечто увидели. Разглядеть в этом куске угля хлеб не смог бы никто, да только Вася от этого только криво усмехнулся, поймав взбешённые глаза отца жёнушки своей, Настасьи, пояснив:
— Каравай, батя. – Я лишь головою покачал, наблюдая за тем, как этот Морозов губы кривит, очевидно никак не ожидая того, что Царевич-старший таким правильным окажется да мухлевать не даст женульке своей.
— А чего горелый такой? – Рассмеялся как-то совершенно не весело отец, недовольно головою покачав, очевидно сам не понимая, отчего старший из сыновей жене так вредить вздумал, хоть я его мог понять прекрасно.
— Так это… Пока избу тушили не до хлебобулочных изделий было. – Хмыкнул равнодушно братец, отчего на него все как на больного вылупились, пока он с улыбкой на лице застыл. Интересно же однако выходило, да только батя как-то нервно плечом дёрнул, кивнув:
— Ясно. Не прошла она короче. – И до того хриплым голос его стал, что я даже бровь поднял. Неужто расстроился, что жена Васе не зашла? Тем временем, отец продолжил, взгляд на среднего из нас переведя: — Сёма? Покажи-ка мне… Ты че, оборзел? – И если в начале речи там были хотя бы ростки надежды, то под конец в голосе послышалась сталь, на что братец только невинно ухмыльнулся:
— В смысле? – Держа при этом самый обычный дворовой хлеб, что бабка у ворот наших всю жизнь продавала, что не узнать булку эту в ладонях его было невозможно как не глянь, оттого мы с Васей хохотнули, поражаясь наглости этого балагура.