Он только головою мотнул, хитро на меня глянув:
— Да ну тебя, сын. Я же все понимаю. Сам молодым да горячим был.
— Ты и сейчас горяч, батя. – На что он только грустно хмыкнул, снова печаль свою в вине топя:
— На что мне эта горячесть, ежели мамки твоей нет? Я бы лучше… — Отец не закончил, но я его понял, но он тут же продолжил: — На кого я тут вас одних оставлю? Мамка мне твоя голову оторвёт, если узнает.
— Мама рядом, бать. – Я хмыкнул тихо, голову вниз опуская: — Я точно знаю, что рядом.
Царь-батюшка только кивнул на то, как неожиданно выдал с тихим вздохом:
— Видно, Руса все же не зря появилась тут. Ты вырос. Мудрее сразу сделался. Уже не тот негодник, коим был, когда стрелу пускал. – Я только улыбнулся на это, и сам все понимая. Кажется, как будто жизнь разделилась на до и после неё. И я не жалел о том. А родитель мой продолжил говорить мудрость свою: — Каждый раз, чтобы не происходило, я убеждаюсь в одной вещи – все, что происходит, все к лучшему. Даже когда кажется, что ты в заднице.
Мы помолчали немного, наблюдая за парами вокруг нас. И сколько бы я ни пытался утопить свою печаль в вине, именно в тот момент понял, насколько то бесполезно, поэтому и решился спросить у отца то, что никогда ранее не посмел бы спросить:
— Как ты справляешься без неё? Без мамы?
Он тяжело вдохнул, прежде чем с задумчивой улыбкой ответить:
— У нас было много времени и много счастливых моментов. Мне есть что вспомнить, и не о чем жалеть. Поверни время вспять, ничего бы не поменял. Да и вы, соколики мои. Все бы точно также сделал, ведь по сердцу все делал. Чтобы кто мне не говорил, как бы не насмехались, а нужно для себя жить. Чтобы потом обернуться, как я сейчас, и осознать, что все не зря было. Все правильно.
И снова мы замолкли, каждый о своём думая, да только молчать у меня уже сил не было:
— Батя, я… Я не могу больше. – Наконец озвучил я то, что собирался сделать все это время, и батя одобрительно мне хмыкнул:
— Завтра на болото рванёшь?
— Да. Хочу… — Я вздохнул, сам не зная, зачем себе только душу на кусочки рву: — Просто поговорить с ней. Или увидеть. Близко побыть. Без разницы как.
— Поговори. Конечно, поговори. – Кивнул отец мне, как неожиданно вдаль зала уставился, одобрительно хмыкнув кому-то, и продолжил: — Глядишь отпустит тебя.
Я только головою покачал, выдохнув и кубок к губам поднося:
— Сомневаюсь, но… — Только и успел вымолвить я, застыв, и восхищённо прошептал, глядя на самую красивую девушку в мире, какую только видел, пока она неуверенно в дверях застыла: — Кто она?
А дева тем временем в зал ступила, да настолько плавно и грациозно у неё то вышло, что я так и замер с кубком в руках, не донеся тот до губ. Люди провожали ее восхищенным взглядом. Она походила на богиню, настолько неземною была. Длинные тёмные волосы струились по плечам, окутывая хозяйку каким-то неземным ореолом. Яркие цветы в причёске до того искусно были вплетены, что никакая тиара, даже с самими драгоценными камнями, не смогла бы посоперничать с этим нехитрым украшением, что хорошо контрастировало с алым платьем, что до того ладно сидело на тонкой и невесомой фигуре девушки, что глаза невозможно было оторвать.
Я настолько завис, глазами пожирая ее стан, как последний мальчишка, что отцовский голос долетел до меня как будто издалека, и я недовольно повернул голову к нему:
— Эх, красива. Не как твоя квакушка, но тоже ничего вариант. Не находишь? – Рассмеялся он, наблюдая за тем, как ко мне возвращается способность мыслить, пока я бездумно кивнул чему-то, что и сам не понял, а батя продолжил: — Сын?
— Что? Прости, что ты сказал? – Сглотнул я и снова, как последний пацан, залип, когда она начала грациозно двигаться по танцевальному залу, и всем вокруг стало ясно, что это не обычная девушка —-казалось, она обладает магической силой, не поддающейся никакому объяснению. Куда бы она ни пошла, ее движения очаровывали окружающих — будь то восхищение или благоговение. А у меня натурально дыханье перехватило, от плавно покачивая бёдер да движения тонких кистей рук.
Как неожиданно она глаза на меня подняла, приметив моё пристальное внимание к себе, и тут же, вздохнув, упорхнула в другой конец зала, очевидно испугавшись. Хоть я и сам себя боялся в тот момент, как батя мне руку на плечо положил, очевидно уже успев потерять надежду меня в себя привести:
— Потанцуй с ней. – Кивнул он мне, глядя хитро и головою покачал. Но я только краем сознания отметил то, пока сам глаз с ее макушки не отрывал, а она пряталась от меня, да только от меня не спрячешься. Я только вдохнул поглубже, ведь резко стало жарко и в дрожь бросило, а отец только плечи сильнее сжал: — Потанцуй, девочка явно не в своей тарелке. – И в ее направлении для уверенности толкнул, а я только за то и был, сам себе как последний болван пробормотав: