- Нет, таких у нас уже три батальона, - посмотрел он с жалостью и процитировал слова, сказанные Фантомасом аналогичному журналисту:
- "Я подыскиваю мозг, думаю, твой подойдет", - и расхохотался, совсем как Фантомас.
Мне вдруг пришло в голову, что Гавриил Григорьевич и есть инспектор Жюв, отозванный Внешней Разведкой на пенсию. А мой же собеседник, перестав хохотать, вновь пустил в ход свинцовые глаза, чуть красноватые от внеурочной ночной работы. Когда они приостановили биение моего сердца, сказал:
- Кощей, взвинченный вашей интрижкой со своей дочерью, жаждет увидеть вас в лаборатории, в которой подопытных трансформируют в управляемое на расстоянии земноводные организмы, способное размножаться в тылу вероятного противника при помощи икрометания.
- Вы научите меня метать икру?!
- Извините, это я неточно выразился. Вы не будете метать икру, вы будете ее оплодотворять...
Я воочию увидел, как под дулами автоматов мастурбирую в ванной комнате, нет в болотине, полной земноводной икрой, и мрачные мысли зароились в моей бедной голове, однако Гавриил Григорьевич выстроил их во фрунт одной лишь фразой.
- Василиса-Виктория ушла от вас, скорее всего, потому, что пришла пора икрометания...
Сказав это он ушел, оставив меня в расстроенных чувствах.
5.
Вас, читатель, может быть, корежит от моего юмора, или смешных потуг сочинить веселую вещь, или что хуже, зевотно от малопробности моего повествования, но давайте поговорим о психопатах. Есть они на белом свете? Конечно, есть. А если они есть, то может им придти в голову заставить вас, допустим, зависимую от него личность, что-то этакое сделать? Ну, допустим, заставить несколько раз в году метать икру в водоеме, расположенном в тылу вероятного противника? Бог с ними, с этими земноводными - это гипербола, но воробьи? Представьте себе, что какой-нибудь президент ради профилактики гриппа попросит вас и ваших родных уничтожить всех воробьев в России. Что вы будете делать? Конечно же, выйдете на улицу, как в свое время вышли китайцы, но не протестовать, а в едином строю до смерти утомлять воробушков дикими криками, размахивая при этом в воздухе шестами. Выйдете! А если, допустим, вы рядовой американец, и президент Соединенных Штатов Америки попросит вас сбросить бомбу на японцев? Что вы будете делать, если президент Кеннеди в промежутке общения с белокурой Мерилин Монро попросит вас же, то есть рядового американца, выпустить в воздушное пространство Кубы миллион комаров, зараженных смертельной болезнью? Выпустить, чтобы убить 250 000 человек? И вы ведь выпустите. Почему выпустите? Ну, это легкий вопрос. И потому мы забудем воробьев с комарами и вернемся к психам, которые серьезно меня беспокоят и которые очень быстро и умело размножаются, то есть успешно распространяют свои психиатрические убеждения. Чем занимаются эти психи? Да обычным делом - они кропотливо готовят мировую войну. Одни из них предлагают уничтожить всех тех, кто не обрезает крайнюю плоть, и еще тех, кто делает это не то, чтобы не так, а скажем, в другом умонастроении. Другие, из клириков, принуждают президентов целовать им руки в присутствии народа и внушают им, что последний, то есть народ, не выберет их на следующий срок, если поцелуй не получится любовным. Третьи успешно захватывают научно-исследовательские институты, и скоро ученые перестанут морочить нам головы доказательством родственности людей с обезьянами. Перестанут, потому что с головой окунутся в проблемы инфраструктурного устройства рая и ада, а также вплотную займутся вопросами непорочного зачатия, задачами наличия или отсутствия половых органов у ангелов с архангелами и проч., проч., проч. И тогда, наконец, наступят благословленные времена. И мы с вами с оптимистичными улыбками поломаем космические антенны и вернемся к сермягам, полбе и пареной репе.
- В общем, психи кругом, все в их руках. И я тоже, - подумал я, удобнее устраиваясь на нарах, с намерением соединиться во сне со своей прекрасной женушкой, так недолго баловавшей меня своей небесной красотой.
Намерение это осуществилось быстро, но длилось недолго - разбудил характерный звук, врезавшийся в мою память в пустыне Атакама, в которой я прятался от неистовых пятидесятников, рассерженных финалом моих религиозных отношений с одной прекрасной пятидесятницей. Открыв глаза, я увидел, что не ошибся: на полу перед моей кроватью "тарелкой" лежала гремучая змея длинной примерно в метр.
Гремучая змея - это та же гадюка, но в отличие от гадюки обыкновенной у нее на кончике хвоста располагается трещотка. Располагается, видимо, для того, чтобы отпугивать недоброжелателей. Или будить их.
- Значит, она принимает меня за недоброжелателя, и потому трещит, - подумал я. - Это хорошо. Но то, что она в кружок свернулась - это плохо, эту позу гадюки занимают перед боевым прыжком.
Я укрылся байковым одеялом и, оглядев камеру, подумал.
- Но как она сюда попала? Гавриил Григорьевич подбросил? Вряд ли, я бы услышал скрежет петель и замков.
Как только эта мысль растаяла в пространстве, гремучая гадина поползла к моей кровати, но не для того, чтобы на нее взобраться, а чтобы под ней исчезнуть. Как только она это сделала, черт дернул меня посмотреть, что делается под моими нарами. А вдруг там... Вдруг там целый змеиный выводок!? Волосы стали у меня дыбом, но я все же заглянул под кровать: если знаешь, где противник, и какова его численность, то инициатива всегда за тобой.
Выводка под нарами не было. Змеи в единственном числе - тоже. Зато, вглядевшись, я увидел в цементном полу аккуратное отверстие размером в советский юбилейный рубль. Когда я потянул к нему руку, чтобы проверить, что вижу действительно отверстие, не какое-нибудь пятно, из него высунулась змеиная голова.
- Привет, - сказал я, поняв, что она из той же оперы, что и Серый Волк. - Говорить-то умеешь или только шипишь да трещишь? Подь сюда.
Змея послушалась меня. Он приблизилась к моей руке не ползком, но молнией. И вцепилась в нее всеми своими зубами. Ну, я и умер, заснул навеки. Не в конвульсиях, правда, а как от бутылки белой натощак и без всякой закуски.
6.
Очнулся в камере. Она была точно такой же, как та, в которую поместил меня Гавриил Григорьевич, но я был уверен, что нынешняя находится на небесах. И потому вот-вот явится некто, наделенный сверхъестественной силой, и станет строго спрашивать меня о пути моем земном, о грехах прелюбодеяния и прочих действиях, которые я совершал на земле, не будучи вполне уверенным в факте загробного существовании. Моя уверенность, в том, что я нахожусь на том свете, укрепилась, когда под нарами моими затрещала змеиная трещотка. Не прочло и минуты, как Змей уже располагался на стуле Гавриила Григорьевича и смотрел на меня немигающим змеиным взглядом. Он выглядел ненормально большим, но я отнес это зрительное впечатление на счет неординарных оптических свойств потусторонней атмосферы, и, успокоившись, принял позу "лотос" и уставился в холодные змеиные очи.
- Где Ядвыга?! - спросила меня змея совершенно телепатически, и я понял, что нахожусь вовсе не на небе, в ткани второго действия спектакля, поставленного Гавриилом Григорьевичем на мою голову.
Но я ошибся.
- Ты мена не бойса, Вана, - я Выкына подружка, - сказала змея, теплея глазами.
- А что тогда кусалась?
- Дык я такаа...
- Какая такая?