1. На дне
Максим проснулся, сел на кровати и тупо уставился на будильник. Десять часов вечера. Ничего себе, прилег... Повернул голову, посмотрел в окно - темнеет. Потом оглядел себя: так и есть, в одежде - в чем пришел. Вздохнул, поднялся, сунул руки в карманы, стал вспоминать. Сколько же они выпили? Бутылку, две, три... а может, четыре? Кто теперь помнит? Хорошо, голова не болит, иначе хоть плачь, не избавишься, пока сама не пройдет. Значит, не "паленая" попалась.
В голове у Максима стоял туман, во рту было гадко, руки мелко дрожали. Подумал, хорошо бы сейчас пивка, на водку не тянуло. Да и который день уж... что там день - месяцы летят, в годы складываются!.. Но об этом потом, а сейчас - за пивом. Он полез в кошелек, собираясь подсчитать наличность, как вдруг зазвонил телефон. Кто бы это? Махнул рукой: наверное, к матери, подруги, как обычно. Он достал две пятерки и стал раскладывать на ладони мелочь; тут к нему вошла мать.
- Проснулся? Тебя.
Максим посмотрел мутным взглядом: не могла сказать, что его нет или спит.
- Да, - недовольно буркнул в трубку.
- Максим, ты? - послышался далекий мужской голос.
- Ну, я, - ответил он, не узнавая этот голос.
Кто-то радостный, полный оптимизма, стал разъяснять обстановку:
- Это Андрей...
Пауза.
- Какой Андрей?
- Дунаев! Ты что, забыл меня, Макс? Вместе в "Литературном" учились...
Теперь он вспомнил:
- Андрюха, ты? Вот черт, сразу и не узнал... Какими судьбами? Где ты пропадал?
- Где... в двух словах не расскажешь. Ты-то сам сейчас что - как ты, где ты? Я тут звонил, никто трубку не берет. Потом какая-то женщина подошла, мать, наверное.
- Мать. У подруги была, юбилей у них там.
- А отец как, жив, здоров?
- Да жив, тоже вон спит. Верный признак - погуляли, хотя это с ним нечасто. Сейчас проснется, начнет клясть судьбу-разбитое корыто и эту водку проклятую, от которой у него голова раскалывается.
- А у тебя? Ты, как я понял, тоже не без причины в постель завалился.
- В общем, да... нет дыма без огня. Как догадался-то?
- Писатели - они ведь психологи, Макс, сам знаешь, и немножко детективы. Раз связь пропала - значит, запил; раз не берет трубку - стало быть, спит, а коли вечером спит, то неспроста. Я ведь знаю, тебя так просто не уложишь, каждую минуту бережешь, всё дела у тебя: то пишешь, то читаешь...
- Это верно. Тебе бы в сыщики.
- Слушай, Макс, может, встретимся? Поболтать бы надо. Или тебе некогда, ты ведь у нас знаменитость...
- Да брось, - Максим поморщился, - выдумал тоже... Мы ведь столько лет кореша, о чем базар, а все остальное побоку... Ты извини, что я немногословен: не в духе. За пивом собрался.
- Понятно. Значит, встретимся? Слушай, Макс, мы так давно не виделись, столько всего хочется сказать...
- Давно... - согласился Максим. - И тоже, знаешь, охота тоску-печаль свою разделить с кем-то... а нѐ с кем. Друзей-то настоящих нет. Ты вот, да Сашка.
- Итак, согласен? Отлично! Завтра суббота; надеюсь, не работаешь?
- У меня пятидневка.
- Тогда завтра. Где, как, когда?
- Вот это уж ты сам, у меня сейчас полная атрофия мозговых извилин.
- Ну что, тогда приезжай. Метро "Маяковская", Большая Садовая, как выйдешь - сразу налево, потом мимо театра Сатиры, доходишь до редакции "Знамя"... Да ты помнишь, был же у меня! Правда, давно... А я тут женился, Макс! Так что давай подруливай, с женой познакомлю, она у меня такие оладьи печет!
Максим усмехнулся:
- Какие там оладьи, Андрюха, и какая там "Маяковская"... Мне бы завтра до пивной добраться да душу полечить с головой вместе.
- У-у, - протянул в трубке голос, - да ты совсем плохой. Неужто и в самом деле у тебя так кисло?
- Угу, - тяжело вздохнул Максим. И тут же предложил: - Слушай, давай ты ко мне, а? А то у меня видок, знаешь... как бы не сцапали по дороге к тебе, вот будет встреча...
Голос в трубке помедлил, потом согласно возвестил:
- Что ж, можно и к тебе. Какой автобус, забыл уже... И номер дома.
Максим помолчал, размышляя, потом тяжело опустился на кровать:
- Не, Андрюха, дома не пойдет. Родители бросятся с расспросами: что да как, где да почём... Беседы не получится. А хочется по душам, понимаешь? Вытряхнуть ее, расплескать, разбросать тину, что мешает течь воде, что превратила ручей в болото...
- Ну ты, писатель, давай без метафор и сравнений, - засмеялся Андрей. - Это для редакторов, а для нас с тобой что-нибудь попроще, согласен? Вот так. Теперь толкуй, что ты там надумал.
- А что надумал? Все очень просто. Пивную нашу помнишь?
- Это где конечная "восьмерки"?
- Молодец, не забыл. Давай завтра там, в одиннадцать сможешь?
- Спрашиваешь, Макс, буду как штык!
- Все, жду. Попьем пивка с рыбкой, у меня тут подлещик.
- Годится; то, что надо. Ну, пока.
Народу в пивной было немного: четыре или пять человек стояло вдоль стен, перед ними кружки с шапкой пены, рядом - рыбка, бутерброд, кому как нравилось. Остальные предпочитали свежий воздух. Таких было десятка полтора, все они облепили металлический штакетник по обе стороны асфальтовой дорожки, ведущей от пивной к проезжей части. Такая же ограда под прямыми углами расходилась влево и вправо от дорожки. Высотой она была около полуметра, и любители золотистого напитка садились прямо на нее, развернув перед собой газеты с таранью и окружив их кружками с пивом. Продавщица не ругалась, кружки ей всегда возвращали, народ здесь был сознательный; к тому же все, как правило, местные, и она каждого знала в лицо. И ее все знали, здоровались, а она отвечала неизменными прибаутками в зависимости от степени одутловатости лица клиента.