- Ну, у тебя нынче такие друзья... - усмехнулся Максим.
- Ты о тех, что видел? А-а, отребье... отбросы общества.
- Как же ты попала туда? Ведь сама стала такой.
- Уже нет. Но была. Всему виной смерть матери... Я теперь живу с отцом, а мать умерла месяц назад. Воспаление головного мозга; всё жаловалась на сильные боли, ночи не спала, кричала, врачи сбились с ног... Отец запил. Он пил и до этого, частенько устраивал дома дебоши, бил мать головой об шкаф, а она все терпела... Сейчас он законченный алкаш, на него жалко смотреть. Все клянет судьбу и себя, говорит, сам виноват, и Бог скоро покарает его, а пока не покарал - пьет до беспамятства, до горячки, до чертей... А когда напьется - давай лаяться со мной: то ему не так, это ему не этак, руки начинает распускать... А было даже... ты не поверишь. Стал приставать, говорит, мужик я еще в силе, бабу хочу, чего ломаешься, рожать, что ли, заставляет кто? Подумаешь, всех дел-то - ноги раскинуть; не девочка ведь. Зато потом ему хорошо и мне тоже. "Но ведь ты отец мне!" - возражала я. "Ну и что? - отвечал он. - Забудем на время, кто мы. У тебя мужика нет, у меня бабы, сделаем свое дело - и в стороны. Чем плохо? Кто узнает? Вот выпьем - и все стеснение пройдет. Да и то сказать, неспроста меня к тебе тянет, может, не от меня ты?.." Я ему врезала раз и - бегом во двор.
Это стало повторяться. Я ругалась, кричала, оскорбляла - но ему что с гуся вода, знай свое гнет. Я собиралась и уходила на улицу, к бомжам, только там меня и понимали. Я ведь тоже тогда пила... Мать умерла - я и покатилась... ничто стало не мило. А бабе, сам знаешь, стоит только начать, не остановишь...
Она замолчала, глубоко вздохнула, неожиданно робко улыбнулась:
- Не возражаешь, я закурю?
Максим кивнул: закуришь тут.
Марина торопливо выпустила дым себе на ноги и продолжала, глядя, как он растекается по юбке:
- Ты, наверное, спросишь, на что я живу, ведь до сих пор с мамой сидела? Логично... Устроилась недавно, только говорить стыдно, где работаю.
- Всякий труд в почете, так что стыдиться нечего, - подбодрил Максим.
И она сказала:
- Уборщица я. И дворничиха еще. По утрам убираю подъезд, вывожу мусор на помойку, а потом метлой машу... Вот так. Невесело, да? Ты уж не обессудь, профессорша в очках из меня не вышла... В общем, Максим, сам видишь, жизнь моя безрадостная - домой идти неохота, друзей и подруг нет... только эти вот, кого видел. Как-то легко с ними. Один разведен, нигде не работает, на инвалидности, в одной комнате бывшая жена с сыном, в другой он сам. Все пропивает, что можно, вечно голодный, приходит утром - ищет в бачках, что пожрать. Знаешь, часто выбрасывают - кто колбасу, кто сыр, из вещей что-то найти можно, загнать, выпить... Второй - бомж: квартиры нет, живет в подвале, иногда спит на чердаке. Тоже по бачкам шныряет, да рубли сшибает у прохожих на выпивку... А Люська - та вообще шлюха, ей бы только выпить где на халяву да переспать с кем - вот и вся радость в жизни. Разведенная, ни мужа, ни детей, в подсобке работает, зарплата - мизер; что сворует, тем и живет... Вот так и я - туда же, в ту же пропасть... - она продолжала с отчаянием в голосе, - потому что не вижу выхода, не знаю, куда себя деть, у кого спросить: кому я нужна? Почему, зачем я вообще живу на этом белом свете, где, кроме грязи, не вижу ничего?..
- Отец хоть работает? - спросил Максим. - Достаток какой-то в доме есть?
Марина затянулась сигаретой, вновь пустила дым себе на колени.
- Какой там достаток... Он шоферил где-то. Сейчас права отобрали, вообще без работы. Гараж метет неподалеку за гроши. Что принесет, то и пропивает; считай, на мои копейки и живем. Да еще за квартиру надо, обуться, одеться, на питание, то да сё... Здόрово, да? Как тебе моя биография? Вот, небось, думаешь, дурочка, выкладывает первому встречному свою гнилую подноготную... Ей бы, наоборот, в розовом свете о себе, в голубых тонах, о замужестве все же подумать надо, а она... Вот такая я глупая, Максим, и ни к чему тебя не принуждаю, просто вылила на тебя ушат своей грязи, и всё, а ты, мол, думай о честной дуре... Но ты можешь встать и уйти, я не держу. Скажи сразу, чего там... так мол и так, знаешь что, дорогая, ступай-ка ты к своим дружкам, у нас с тобой разные пути-дороги: я творческая личность, а ты побрякушка и мне не нужна... Не бойся, скажи, я не обижусь, всякое слыхала. Расстанемся, будто и не виделись, ты направо, я налево, у тебя своя жизнь, у меня своя, ты в мир искусства, а я...
Максим ничего не отвечал, лишь глядел себе под ноги и думал над ее словами. Когда она внезапно замолчала, он, почуяв неладное, повернулся к ней. Ее юбка была в мокрых пятнах. Она смотрела на них, но не доставала платка из сумочки, чтобы он не стал жалеть ее. Пусть ничего не видит. А слезы... она их незаметно смахнет тыльной стороной ладони.
Но он увидел и все понял. Достал свой платок, повернул к себе ее лицо и вытер слезы. Они были черными, как и бороздки от них на ее щеках. Она взяла у него этот платок и зажала в ладони.
- Я постираю, потом верну тебе...
- Глупая... Выброси. Или оставь себе, если хочешь.
- А можно? - Она с надеждой заглянула в его глаза. - Тогда я не буду стирать, он останется у меня таким как есть, в память о нашей первой и последней встрече...
- Вот так резюме! - воскликнул Максим. - Кто дал тебе право выносить такие вердикты?