- Вот, Змий Горыныч прими подарочки от меня в знак примирения! - молвил Иван Царевич да выставил пред чешуйчатым три бутыли заветные. Тут поднялся такой гвалт, что довелось Ивану отступить взад для пользы здоровью своему. Каждая из головушек змиевых схватить пару бутылей желала уместо одной причитающейся.
- Ах, ты жадюга!
- Отдай!
- Мои!
- Я первый схватил!
- Нет, я!
- Кончай базар! - наконец проорала правая голова самая рассудительная. - Нас трое? Трое! Бутылей тож три, так какого биться братаны? Давайте, лучше взяли. Ну... вздрогнем!
Высушил Змий в три горла бутыли да разомлел тотчас, разулыбался в три пасти. Видать, хорош был бабкин самогончик!
- Вот, ик, скажи, ик, ты мня уважаешь? - вопросила, кося глазом, правая голова.
- Дай-ка, я тебя расцелую, родимый! - пропела средняя и потянулась к Ивану Царевичу.
- Я, вот, знаешь, кем работаю? А! Не знаешь! А я ведь телухранитель самого Кощея Бессмертного! Разумеешь, каково ето? Ведь он...
- Ц-ц! - разом цыкнули на болтунью две бдительные головушки. Поворчала в ответ им левая голова, побурчала, да примолкла.
Вскоре стало клонить Змея в сон неодолимый. Принялся чешуйчатый зевать сладко, да так что сам Иван чуть было храпака не дал, да виды бессчетных клыков змиевых в чувствах оставили. Обнял Горыныч лапами когтистыми колодец хилый, сложил на него все три буйны головы да захрапел так, что бревна ходуном заходили, а ведра, звеня, все в воду попадали. Растянул пасть левой головы руками могучими Иван Царевич да и вылил на язык ее оставшийся сироп бодряка. Приоткрыла желтый глаз левая, звенула разок и вновь захрапела.
"Что же делать-то?! Бодряка не хватило! Ну, удружила Василиса! Спасибочки!" - подумал Иван и принялся будить левую.
- М-м-м...
- Горыныч! Да очнись же!
- Ну, чяво надо? Оставьте меня! Вот, как дыхну шас!
- Да это я, Иван! Скажи, зачем телухранитель Кощею, ведь бессмертный он?! Его ж убить нельзя!
- Кто ето сказал? Можно. М-м-м...
- И как? Как это съделать-то?! - воскликнул Иван и, ухватив за шею левую, затряс ее что есть мочи аки яблоню садовую.
- Ну, сперва можно откопать на лукоморье меч-кладенец под дубом, но этот вряд ли поможет. Потом... Хр-пщ-щ!
- Что потом? Потом что? Горыныч, ну проснись же. Да просыпайся же! Где смерть Кощеева? Где он ее прячет?
- М-м-м... Яйцо...
- Что яйцо? Которое ещё яйцо? Ну, говори же! - Иван тряхнул со всей силы голову.
- О-о-й... Отстань, - скривилась кисло левая.
- Что с яйцом?
- Смерть Кощея... Яйцо разбить... Сломать конец надобно... Хррр-пщ-щ-щ, - и были то последние слова, коих Иван сумел добиться от пьяного в дрова Змия Горыныча.
Постоял Царевич малость над тушей храпящей, призадумался. "Что же это получается? Противно как-то... Жестоко" - передернуло молодца от дум этаких. Кинул Иван взгляд тяжелый на женку свою, что продолжала носиться стрелой по округе без устали. "Нет уж, доведу я сие дело до конца, - решил молодец. - Живота не пожалею, а вызволю Василису из-под поганой власти твоей, Кощей!".
- Василиса! В ступу! Мы взлетаем! - скомандовал он бородавчатой. - Времени у нас мало осталось, три денька всего, поколе Горыныч спать будет.
Стремглав понеслась ступа в небесах ночных, светом полной луны озаряемая.
Ранним утречком приземлились путники на лукоморье, где, вцепившись корнями в землю каменистую, шумел листвой дуб старый, вторя морю синему. Да не простой то был дуб! Узловатый ствол древа могучего едва ли объяли бы и пять здоровых молодцов, взявши друг друга за руки. 'Не в пору любоваться' - одернул себя Иван Царевич да принялся таскать камни из-под дуба заветного. Лягуха тем временем, повизгивала в восторге пущем, по округе носилася. Бодряк с оной покамест не весь выветрился.
- Василиса! Угомонись, болезная! - вознамерился успокоить Иван шалую.
Но лягуха рассудила оклик Иванов по-своему. Подскочила к нему бородавчатая, стала рыть лапами землю трудную, да с таким рвением, что комья да камни фонтаном полетели во все стороны. Пришлось Ивану посторониться. Не успел он и глазом моргнуть, как бородавчатая с головой окопалася да звонко заквакала:
- Ква! Ква, ква!
- Что? Что такое?
Взглянул Царевич вниз и глазам своим не поверил. На дне ямы лежал меч красоты изумительной. Схватила его лягуха, словно перышко, наружу выпрыгнула да положила находку молодцу под ноги.
- Так вот ты какой, меч-кладенец! - вскрикнул Иван и поднял над головой оружие дивное. - Василисушка! Каюсь, родимая. Приходила мне думка, что козни ты мне умышленно чинишь да планы спутываешь. А теперича вижу я верность твою. Один Кощей повинен в виде твоем неприглядном. Ну, не горюй, Василисушка, потерпи еще немного.