В маленькой комнате было немного вещей, но каждая отражала вкус Нефрет. Сатми слышал от нее и Тутмоса, что даже мелкие безделушки царевна лично заказывала мастерам, которые совещались с нею и строго выполняли все ее указания. Склонность к искусству она унаследовала от отца — царя-вероотступника, художника и поэта Эхнатона.
Суаамон нервно осмотрел комнату. Он наклонился, как будто что-то высматривая, ощупал рукой пол и сжал пальцы. Выпрямился и попытался что-то спрятать в складках одежды.
Сатми, следивший за знахарем, схватил его за руку и вырвал из его пальцев какой-то предмет. Это был талисман из зеленого фаянса — символ жизни. На талисмане, надломанном с одной стороны, было вырезано имя Нефрет.
Суаамон глядел спокойно, точно торжествуя — вот неопровержимое доказательство, что опыт удался!
При виде талисмана Сатми окончательно поверил, что таинственные силы способны оградить тело от смертного тления. Тот, кто в этом сомневался, был лишен веры. А он теперь твердо верил, что божество может услышать горячие молитвы и оживить умершую. Понадобится лишь особая жертва, и мертвое тело Нефрет наполнится животворной силой — личико зарумянится, уста заговорят, она вновь начнет дышать.
Есть ли жертва, перед которой он остановится? Только бы уберечь, сохранить тело от распада, пока божество не снизойдет к его жертве, не внимет его молитвам…
Суаамон пришел в сопровождении одного из храмовых служителей и принес все, что требовалось для великого делания. При нем была шкатулка с талисманами и книга Тота. Он приказал всем, за исключением Сатми, покинуть святилище, зажег неведомые благовония, облачился в одежды, напоминавшие облачение жреца, и возложил на голову тиару.
Во мглистом дыму мрачно горела лампа. Обнаженное тело Нефрет блестело, как в лунном свете. Сатми стоял в ногах умершей и следил за действиями знахаря. Суаамон расплавил воск. Когда воск немного загустел, он запечатал им ноздри царевны. То же проделал с ушами. Глаза прикрыл тонкими золотыми пластинками с символами жизни, поверх которых крепко затянул повязку. Третьим талисманом запечатал и такой же повязкой завязал уста Нефрет. Сильно стянул в щиколотках ноги, колени и плечи обвил широкими полотняными лентами, завернув в них клочки папируса с заклинаниями.
Тело, сказал Суаамон, нужно будет отнести в комнату, где умерла царевна.
После этого он обратился к Сатми и потребовал сломанный талисман.
Сатми неохотно передал знахарю требуемое.
— Чтобы деяние возымело силу, кто-то должен заявить, что готов поделиться жизнью с царевной. Этот человек, не исключено, умрет на месте.
Неужели Суаамон пойдет на это?
— Лишь тот, кто готов взять на себя жертву, может оживить умершую, — пояснил знахарь, опустив глаза.
— Я готов! — быстро ответил Сатми.
— Напиши свое имя на обратной стороне талисмана.
Знахарь протянул ему металлическое стило и Сатми выцарапал на талисмане свое имя.
Суаамон сжал талисман в ладонях, вытянул руки и резко поднял их вверх, что-то бормоча. Затем потер одну ладонь о другую и отдал Сатми целый, без всяких трещин и сколов талисман.
Это был обычный фокус уличных чародеев, но ради спасения царевны Сатми с радостью согласился бы на любой обман.
Затем Суаамон попросил нить из одеяния Сатми. На белую нить он подвесил символ жизни и повязал ее вокруг шеи Нефрет.
Она лежала с сомкнутыми губами и закрытыми глазами.
По приказу Суаамона из небольшого, ярко раскрашенного сундука, где царевна хранила свои платья, извлекли всю одежду. В этот сундук, как в гроб, положили царевну. Тело прикрыли сухими, остро пахнущими травами и посыпали искрящимся порошком.
Суаамон велел закрыть крышку, поставил на сундук в нескольких местах печати из глины и оттиснул на них магические знаки.
На протяжении семидесяти дней запах трав должен был насыщать тело царевны. Семьдесят раз следовало возжигать расставленные по углам комнаты кадильницы с густыми курениями, принесенными знахарем. Двери и окна завесили плотными занавесами. Никто не имел права тревожить покой царевны без исключительно важной причины. Тот, кто зажигал кадильницы утром, мог вернуться в покои не ранее следующего утра — дым курений был вредоносен для живых.
Все наказы знахаря соблюдались неукоснительно. Чужеземные невольники, которым Сатми приказал следить за Суаамоном, не боялись его чар и не отходили от него ни на шаг. Но Суаамон и не собирался бежать. Он прилежно читал книгу Тота и, похоже, намерен был честно выполнить обещанное.
Доверенная служанка, накануне встречавшая Сатми в саду, рассказала ему все.
Царевна велела ей собрать все необходимое для дальней дороги. Служанка принесла ей шкатулку с зеркальцем и царевна начала причесываться. Служанка стала собирать вещи и убираться в покоях, после вышла в боковую комнатку, чтобы принести дорогие сердцу госпожи мелочи — коробочку с красками для лица и флакончики с притираниями.
Вдруг она услышала крик в комнате госпожи. Когда вбежала, увидела царевну на полу, а в дверях, со спины, высокого человека в одеянии жреца. Она подумала, что это был Сатми и что он явился предупредить царевну о каких-то неожиданных трудностях, связанных с побегом. Служанка склонилась над царевной — и не поверила, что видит мертвое тело. Просидела рядом до утра в надежде, что госпожа лишь занемогла и вскоре очнется. Служанка не решилась звать на помощь, боясь навлечь на себя царский гнев, если тревога окажется напрасной.
Только к утру холодное тело госпожи открыло ей страшную правду.
Нефрет убил Инени при содействии Суаамона. Сатми обмануло притворное равнодушие старца. Смерть царевны виделась Инени единственным выходом: он не мог позволить любимому ученику нарушить священную клятву.
И из одной любви нанес ему такой жестокий удар.
Семьдесят дней ожидания превратились в бесконечную пытку. Сатми непрестанно молил божество вернуть ему Нефрет. Что значила эта малая милость для Творца Вселенной?
Мечтал, что умершая Нефрет почерпнет его жизненные силы, вернется к нему и сольется с ним в едином теле.
А клятва?
Если Нефрет оживет, он посвятит всего себя, устремит все свои помыслы к познанию таинств мудрости.
Чем ближе подходил назначенный срок — тем ревностнее молился верховный жрец. Нет, уже не молился, а требовал и угрожал. Он тряс статую божества, как некогда знахаря, и проклинал небо, землю и их властителя. В утро семидесятого дня он покорно и обессиленно сидел на серебряном полу перед образом божества. Золотой лик был равнодушен, эмалевые глаза смотрели в пространство, позолоченные уста молчали.
Появился Суаамон. Он снял с гроба печати, вынул травы и приказал извлечь тело царевны. Оно не изменилось, лишь казалось немного похудевшим. Смуглую кожу покрывала золотистая пыльца — как крошечные лепестки, опавшие с цветка. Тело стало упругим.
Суаамон надел на царевну ожерелье и два наплечника. После позвал бальзамировщиков и велел им подготовить тело к похоронам по священному обряду.
Нефрет занялись похоронные служители. Они недовольно поглядывали на тело, которое не пролежало семьдесят дней, как положено, в натровом щелоке, не высохло и не пожелтело, а вместо этого покрылось золотистой пылью, издавало острый запах трав и, с сомкнутыми губами и закрытыми глазами, казалось спящим.
Суаамон не позволил положить на сердце Нефрет вырезанного из сердолика жука-скарабея с ее именем. Знахарь только перевернул спрятанный в ее ожерелье талисман с символом жизни: имя умершей оказалось теперь на внутренней стороне, а имя Сатми — на внешней. Верховный жрец Амона грустно следил за этой церемонией.