Зерно, что покоилось глубоко в земле, проросло. Оно казалось мертвым, но теперь снова зацвело…
«Что это со мной?»
Райт оделся и позвонил Мэри. Нигде не смог ее найти.
На улицу! К людям, в толпу, к шуму, свету, в поток живых, современных людей!
И Райт погрузился в человеческое море.
Разрыв с Мэри казался Райту простейшей развязкой — он не понимал, зачем должен был жениться, не находил причин связывать себя с чужим для него миром. Но что-то останавливало его, мешало сделать решительный шаг. Речь шла не о Мэри, а том, что брак был единственным выходом, позволявшим вырваться из заколдованного круга Стакена. Надо было разорвать тесные оковы схемы. Спрятавшись под крылышком Мэри, он оградит себя от Стакена неприступными стенами.
Невнятный внутренний голос нашептывал, что он нашел не ту, в ком нуждался. Но только Мэри, и никто другой, относилась к нему с неизменной нежностью. Ее страстная, легко вспыхивавшая и так же легко гаснувшая натура, без сомнения, отвечала ему взаимностью. Эта взаимность, складывавшаяся из пустых встреч, проявлялась больше в сближении двух тел, нежели душ. Упреком или мольбой звучали в душе уничтоженные Стакеном слова Нефрет, которые теперь больно жгли его:
Райт сообщил Стакену о своей женитьбе и попросил предоставить ему отпуск, точнее — официально командировать его в Египет.
Стакен внимательно взглянул на Райта. Профессор давно не смотрел Райту прямо в глаза: в последнее время его взгляд сделался каким-то косым, болезненно угнетающим. Взгляд старика, обычно бередивший сознание, парализовавший всякую волю — падал теперь искоса и дразнил, обессиливал Райта. В нем можно было прочитать: «Мне незачем утруждаться — ведь я настолько уверен в себе, что мне достаточно скользнуть по тебе взглядом. Ты принадлежишь мне и не вырвешься из моей хватки». Райта подгонял теперь не прямой взор, а этот косой, уклончивый взгляд, который он все время ощущал за спиной. Куда бы он ни повернулся, что бы ни делал, как ни бежал от современности в поисках убежища в прошлом — повсюду был невидимый, треклятый, вездесущий Стакен.
Стакен взглянул на него каменным взором, как орел, как коршун, как сокол:
— Вы женитесь? — и голос его донесся словно издалека. — А вы не боитесь, что это повлияет на вашу работу, помешает смотреть на вещи объективно?
Стакен продолжал говорить, будто и не надеялся услышать ответ, тоном проповедника:
— Вечное присутствие постороннего человека — имейте в виду, что ученый должен быть одинок! — не приносит никакой пользы для работы. Следовательно, без такого общества можно обойтись. Когда же этим человеком вдобавок выступает женщина, ее присутствие становится невыносимым, ибо женщина только и стремится чем-то заполнить свою пустую душу. Она будет не переставая болтать и захочет обратить на себя внимание толпы бездельников. Женщине все равно, чем привлекать внимание к своей персоне: нарядом по последней моде или славой мужа. Горе тому, кто становится лишь предметом чужого удовольствия! Знание человека, который делается игрушкой в чужих руках, суживается и обесценивается, как монета, переходящая из рук в руки, пока совсем не изотрется. Истинное знание доступно только немногочисленным наследникам великих сокровищ…
Райт вспомнил высказанное Мэри пожелание: она хотела устраивать в доме, кроме литературно-музыкальных вечеров, еще и научные. Она уже завязала знакомства с известными музыкантами и художниками. Райт не желал даже думать о вечерах: они нарушили бы упорядоченное течение жизни.
— И любая попытка, — продолжал Стакен, — сделать знание доступным для тех, кто недостоин его величия, есть предательство по отношению к посвященным. А предательство никогда не остается без отмщения.
Стакен наклонился вперед и стал еще больше походить на хищную египетскую птицу.
Угрозы никогда не пугали Райта, лишь пробуждали и усиливали в нем дух сопротивления.
— Я получил письмо от Пикока с предложением принять участие в раскопках лорда Карнарвона.
— Пикок вам писал?
Вместо ответа Райт достал из кармана письмо и положил перед Стакеном. Стакен прочитал и сказал сухо:
— Вас командируют в Египет.
Прозвучало это так, как будто профессор собирался сказать: «Если тебе так хочется, получишь свое. Сам убедишься, чем это пахнет. Пожалеешь, но будет поздно».
Райт взял письмо, дрожавшее в руке Стакена, поклонился и вернулся к своей работе.