Тутмос прослезился, блеснул глазами и взволнованно окинул взглядом высокую фигуру Сатми. Жрец смотрел в даль.
— Это дар, божий дар, — сказал писарь, нежно поглаживая свиток.
— Любовь — также великий дар богов. Человек родился из слез Бога, любовь из Его улыбки.
Однажды Сатми проходил мимо высоких стен царского сада и услышал песенку:
Вслед за песней раздался приглушенный смех, и к ногам Сатми упал цветок. Он поднял голову — в маленьком башенном оконце промелькнула маленькая ручка. Ему показалось, что там блеснули и глаза. Окошко закрывала белая ткань, а внизу, в продолговатой прорези, и впрямь, как звезды, мерцали глаза. Сатми поднял цветок.
Инени появился снова. Вновь на рассвете. Сатми сражался всю ночь с какими-то растениями, обвивавшими его подобно змеям. Нефрет манила его лукаво и игриво: «Ты не оставишь меня никогда, правда?»
После этого ему снова пришлось выслушивать речения мудрости.
— Когда стоишь на страже — стой, сиди, но не поддавайся. С первой минуты да пребудет с тобой закон: «Не пошатнись, даже если тоска нашла на тебя». Ты поставлен стражем, Сатми, и долг твой — не дать бесполезной суете опутать себя. Враг хитер и жаждет украсть то, что мы плохо стережем. Твое сокровище в опасности. Запруда, устроенная тобой, дабы собрать воду с гор на время засухи, дала течь. Укрепи ее, пока еще не поздно.
…Не смешивайся с толпой, не позорь свое имя. Ты оставляешь храм, источник чистоты, и ищешь союза с теми, кто никогда не поднимается из грязи.
…Беги близости женщин![24] Тьмы людей пренебрегли ради них своею пользой. Обладание ими — краткий сон, постижение подобно смерти!
Сатми, привыкший за долгие годы молчать перед старцем, сейчас также воздержался от прямого ответа. Он достал из ниши в стене свиток и, найдя требуемое место, зачитал торжественно-звучным голосом:
— «Если ты склонен к добру, заведи себе дом. Возлюби его госпожу, как подобает. Насыщай ее чрево, одевай ее тело. Кожу ее умащай благовонным бальзамом, дабы была достойна тебя — своего господина. Будь нежен, не груб с нею. Услаждай ее сердце, ибо на нем держится дом твой. Не отталкивай ее, ибо это — бездна. Открой свои ладони ее ладоням. Позови ее, прояви пред нею любовь свою». За яствами, благовониями, одеждами есть место для мудрости… Я не ищу ложной любви, что сегодня отдается неведомому бродяге, а завтра пьяному ремесленнику, имени которого не знает. Я ищу любви жены.
— Любви царевны Нефрет? — тихо спросил Инени.
Сатми молчал.
Старец вышел.
Сатми уже несколько раз замечал в базарной суете, среди рыбаков, крестьян и пригнанного на продажу скота, недомерка-карлика, слугу Инени. Этот хромоногий престарелый человечек ростом с ребенка служил для Инени связью с внешним миром. Карлик выполнял всевозможные поручения провидца и наверняка обманывал его, совершая покупки. Господин часто колотил его, и он вопил тогда так жалобно, словно старец собирался вытрясти душу из его уродливого тела. Сатми знал его с первого дня своего служения в храме. Карлик напоминал кривого бога Беса, но улыбался совсем не так благодушно. Ему доставляло удовольствие пакостить ближним; карлику было все равно, издевался он над человеком или животным.
Неожиданно сталкиваясь с Сатми, он радостно здоровался и тотчас пропадал, пока опять случайно не выныривал перед ним. Через некоторое время Сатми начало казаться, что за каждым его шагом следят сотни двойников карлика. Прихрамывая, маленький уродец удалялся в притворном смущении, но через минуту вновь появлялся.
Снова песенка, еще один цветок…
Сатми опять увидел в окне руку, а с нею и лицо Нефрет, которая уже не скрывалась. Она махала ему рукой и манила улыбкой, после исчезла за светлой занавеской.
Перед Сатми вдруг вынырнул карлик и с гримасой подал ему цветок. Сатми хотелось одним ударом проломить голову уродца, но он лишь вырвал цветок из руки карлика. Тот запищал и исчез.
Инени велел Сатми поехать на время в Фивы, однако в тот же вечер заболел и едва смог добраться до постели. Вследствие этого старец изменил свое распоряжение: Сатми не уедет, а останется при нем.
Семь дней не отходил Сатми от ложа больного учителя. Инени не прекращал речений. Было понятно, что он торопился открыть последние, еще неизвестные ученику тайны. Сатми выслушивал предостережения, погружался в изучение тайной мудрости и, мнилось, и думать забыл о царевне. Он сочувствовал ослабевшему, изможденному старцу. Болезнь смягчила жесткий нрав старого провидца и Сатми не раз замечал в его черных уставших глазах странно-нежное выражение.
24
…