Сильным голосом прочитал «Главу о возжигании огня».
Разжег огонь и так же спокойно прочитал «Главу о кадильнице».
Держа обеими руками кадильницу, Инени углубился в молитву. После этого поставил на кадильницу священный сосуд с тлеющими углями, посыпал угли порошком из затвердевшей душистой смолы. Живыми колоннами, напоминавшими стволы пальм, потянулся вверх ладан голубыми облаками.
С кадильницей в руке Инени подошел к вратам Святая святых, запечатанным глиной. Он с большим усилием произносил слова, сопровождавшие обряд. Сатми обеспокоенно шел за ним, однако Инени с неуклонной решимостью выполнял сложный ритуал, не пропуская и не изменяя ни слова.
Он снял глиняную печать с засова священных врат и сказал угасшим голосом:
— Нити сорваны, печать — сломана.
Инени очень долго пробыл взаперти в Святая святых. Жрецы начали уже тревожно переглядываться. Ждали, что Сатми заговорит первым, но он молчал и стоял неподвижно. Его дух устремился за Инени и остался там, за святыми вратами.
Наконец они открылись вновь и показался Инени, державшийся за притвор. Он приоткрыл врата с большим трудом и только для того, чтобы снова исчезнуть в Святая святых. Через некоторое время он вышел. Лицо Инени чуть подрагивало, и Сатми понял, что старец ослабел. Провидцу пришлось напрячь все свои силы, чтобы завершить обряд и судорожно дрожащими руками снова запечатать врата.
Сатми ощутил, что бессильное тело учителя, опиравшегося на его плечо, словно стало вдвое тяжелее. Тутмос — всегда сочувствовавший другим — вызвался помочь. Придерживал упавшую голову провидца, склонив к нему бритое широкое лицо, как грустная старуха. Поддерживал его, когда приходилось преодолевать высокие ступени, и вздергивал брови в знак того, что и сам страдает.
Помощи от Тутмоса было немного. Даже крепкий Сатми порядком устал. Когда Тутмос и Сатми на миг оказались за спиной старца, Тутмос легонько толкнул жреца локтем и подмигнул. Под колонной среди женских голов Сатми узнал темную головку Нефрет. Она встала на цыпочки и опиралась руками о плечи стоявшей впереди женщины. Нефрет следила за тянувшейся мимо длинной процессией учителей и учеников, пока не встретилась взглядом с Сатми.
Тутмос долго просидел у Инени. Прорицатель передал ему все, что открыло божество. Когда откровение перестало быть тайной, все обрадовались: божество приказало закончить войну и заключить мир.
После того, как гордый своей миссией Тутмос вышел от старца, Сатми направился к учителю.
Карлик запретил ему входить, сказав, что Инени слишком устал и нуждается в отдыхе. Но вскоре Сатми увидел, что карлик — с испуганной миной, весь скорчившись — впустил к Инени маленького и высохшего, как мумия, старика Суаамона.
Суаамон пользовался славой человека, владевшего тайными силами — посредством их можно было поддержать угасающую жизнь, вылечить болезнь, успокоить боль и даже вызвать смерть. Его все боялись и по возможности обходили стороной.
Босой Суаамон шел с опущенными глазами по каменному полу и прижимал к груди свиток, завернутый в чистую ткань. Это была книга, написанная самим богом Тотом.
Почему-то именно сейчас Суаамон произвел на Сатми отталкивающее впечатление. Инени, вероятно, послал за Суаамоном в надежде, что чары знахаря принесут ему облегчение.
Это соображение немного примирило Сатми с появлением Суаамона — молодой жрец искренне любил своего учителя. Но все же он испытывал некое внутреннее беспокойство, как при виде притаившейся в кустах гадюки или летучей мыши в сумерках.
Сатми шел к себе, отвечая на поклоны жрецов: видимо, они понимали, что близится час, когда Сатми займет место Инени.
Сатми всей душой надеялся, что сверхъестественные способности Суаамона продлят жизнь Инени. Это отсрочило бы на какое-то время его вступление в обязанности, связанное с различными обременительными хлопотами. Однако высокое положение открывало путь к будущему, при мысли о котором начинало сильнее биться сердце.
Сатми хорошо знал, как высоко ценил фараон Инени и с каким уважением выслушивал его мудрые советы и поучения. Фараон часто осыпал Инени дарами. Он наверняка согласится на брак царевны с преемником Инени. Жена Сатми получит почетный титул первой супруги божества. Жрец парил на крыльях мечтаний. Он уже видел, как Нефрет в сопровождении хора молодых женщин поет чистым звонким голосом гимны, а он в Святая святых славит молитвой властелина мира. Но благоговейное намерение посвятить все часы дня и ночи мыслям о божестве нелегко было осуществить: не только бодрствуя, но и во сне он думал только о Нефрет. К счастью, многолетняя привычка довела его действия до автоматизма: он не забывал молитв и безошибочно исполнял ежедневные обряды.