В три часа дня машина стояла, притаившись, за углом старого здания музея. В ней сидели Мэри и секретарь.
Оказалось, что с этого места было нелегко разглядеть выходящих из музея — мешали колонны. Секретарь вылез из авто и начал осторожно прохаживаться между старым и новым зданиями, стараясь не пропустить людей, выходивших из хорошо известных ему дверей. В конце концов показался Райт, вынырнув из темных музейных коридоров. На Нойе-Фридрихштрассе секретарь сел в такси, велев шоферу не упускать из виду такси Райта.
Мэри следовала за ними в некотором отдалении. Ей нравилась эта погоня, отдававшая газетными сенсациями. Она не думала ни о том, куда мог направляться муж, ни о возможной опасности их путешествия. Что-то наконец оживило однообразные будни, как американская криминальная фильма.
Печать на конверте не солгала: грязный северный квартал. Здесь шофер Райта остановился и начал высчитывать таксу. Райт заплатил, жестом отпустил шофера и исчез в воротах дома. Минуту спустя подъехали секретарь и Мэри. Секретарь бросился вслед за Райтом и замешкался в воротах — справа в глубине двора он заметил какой-то черный ход. В подъезде было темно. Секретарь побежал вверх по лестнице. Добежал до верхнего этажа. При свете спички читал фамилии на дверях. Нигде никакого химика.
Он вернулся к Мэри и сообщил о своей неудаче. Возможно, профессор прошел во двор. Стоит ли ждать, пока он снова не появится в воротах? Это может продлиться несколько часов.
Кранц, вероятно, прождал своего клиента еще дольше, так как отирался у самой двери. Стоило Райту один раз постучать, как послышался звук старческих шагов и в замке повернулся ключ.
Райт освещал себе путь карманным фонариком и теперь поднял его на высоту щели, за которой висела старая цепь. Блеск знакомых глаз, лязг железа. Дверь отворилась. Райт удивился тому, что хозяин чуть ли не силой втащил его в квартиру. Кранц был одет беднее обычного, на нем не было даже жилетки. Рукава рубашки были закатаны, как у прачки, а штаны еле висели на химике, держась на единственной пуговице.
Нетрудно было заметить, что Кранц сильно похудел. Его ребра словно выдавались из тела. Глаза смотрели спокойно, но лоб был нахмурен.
Химик закрыл дверь на цепь, чиркнул спичкой и зажег свечу в каком-то старомодном или самодельном подсвечнике. Он подталкивал Райта вперед и притоптывал ногами, будто спешил.
Квартира была пропитана невыносимым зловонием. На свежий воздух надеяться было нечего, а просить Кранца снова открыть входную дверь было уже поздно. Химик подталкивал Райта все дальше в коридор, затем остановился и пропустил гостя в комнату.
Посреди комнаты, на столе, серым пятном выделялось тело. Райт подошел ближе, не отдавая себе отчета, какое чувство брало в нем сейчас верх над всеми остальными: любопытство, страх или отупение человека, который продолжает надеяться, несмотря ни на что.
Перед ним лежала Нефрет. Не покоилась, а дремала. Ее губы были чуть приоткрыты, как будто она уснула с недосказанным словом на устах или улыбалась в сонном забвении. Веки подрагивали, — быть может, только что замерли от удивления, когда он взглянул на нее. Маленькая, почти детская, слабо развитая грудь не дышала. «Наверное, она задержала дыхание, услышав мои шаги…» — подумал Райт и в тот же миг усмехнулся, осознав всю нелепость этой мысли. Влажные черные кудри вились в беспорядке, оттеняя бледное лицо.
Да, это была Нефрет — такая, какой представлял ее себе Райт, какой знал ее Сатми.
Тени танцевали по стенам, сгущались над столом. Они издавали какой-то шелест, мешавшийся со всхлипываниями… да, в глубине комнаты отчетливо слышался плач. Райт оглянулся: не почудилось ли ему?
Кранц поставил свечу на столик у двери и обеими руками стянул с лица очки.
Два маленьких, подслеповатых глаза, как у щенка, посмотрели пытливо и беспомощно на Райта, словно ожидая неведомого знака.
Не успел Райт решиться на какое-то слово или жест, не успело рассеяться первое впечатление от увиденного, как старик швырнул очки на пол и скрюченными пальцами вцепился ему в горло с криком:
— Проклятый! проклятый!
Райт увидел перед собой знахаря Суаамона. Резким движением отбросил старика в сторону. Тот покатился в угол, сбивая по пути склянки. Поранил руку, вскрикнул и замахал окровавленным пальцем, не переставая вопить:
— Проклятый! проклятый!
Райт поднял легкое тело Нефрет и вынес его в коридор. Кранц повторял свои проклятия, как эхо в темном подземелье, — скулил то как побитая собака, то как несчастный, обиженный ребенок.