Начали обсуждать сложившуюся ситуацию. Полиция выразила сожаление, что узнала о мертвом теле с таким опозданием и из третьих рук. Райт стоял сбоку и молча слушал, точно вопрос его ничуть не касался.
Полицейские чины потребовали передать тело незнакомки под опеку властей. Только теперь Райт заволновался. Он пытался убедить чиновников, что это лишнее, что тело может остаться в музее под строжайшим постоянным присмотром, что он готов дать любое поручительство и даже взять на себя личную ответственность.
Затем, когда просьбы не помогли, Райт начал доказывать, что мумия является его частной собственностью и ее не имеют права отбирать. Против этого никто не возражал, но довод не отменял силы закона.
Райт не пожелал назвать фамилию химика, который восстановил высохшее тело, придав ему гибкость и упругость. Он боялся, что Кранц решит ему отомстить. Перед ним маячила фигура знахаря Суаамона. Ему не хотелось снова столкнуться со старцем — при их последней встрече тот произвел на Райта впечатление безумца.
Но полицейский допрос оказался весомей профессорских рассуждений. И Райту пришло на ум, что он сможет спасти Нефрет, оставить ее у себя, если назовет фамилию своего сообщника.
Полиция наведалась в квартиру Кранца и нашла старика мертвым. Он лежал в той самой ванне, где Нефрет семьдесят дней омолаживалась в целебной купели — лежал в рубашке, штанах и домашних туфлях. Тело погрузилось в темноватую гущу. Кожа Кранца приобрела неестественный красный оттенок, на лице застыло удивленное выражение.
Следствие не выявило никаких признаков насильственной смерти, хотя по полу большой комнаты и в коридоре тянулись кровавые пятна. Нетрудно было догадаться, что эти пятна оставил сам Кранц и что кровь текла из небольших порезов на руках, которые он себе нанес. Эти ранки не могли привести к смерти. Все склонялись к мнению, что химик собрался проверить изобретение на себе и улегся на ночь в ванну, надеясь подвергнуться воздействию живительного эликсира.
Полиция приступила к сбору сведений о покойном. Нашлись несколько человек, хорошо его знавших. Один из соседей, аптекарь, с большим уважением отзывался о разносторонних изобретательских талантах Кранца. Кранц умел так хорошо восстанавливать старые ботинки и калоши, что их было не отличить от новых. Как-то даже показал дохлую лягушку, которая двигалась, как живая; Кранц уверял, что предварительно засушил ее.
«А в общем, это был добросердечный чудак, веривший в прогресс науки и другие фантазии…»
Один из сотрудников государственной библиотеки опубликовал отрывки из брошюры Кранца, написанной еще 30 лет назад. В этом хаотичном труде уже тогда упоминались методы обновления засохшей или омертвевшей кожи. Научные данные сочетались в брошюре с практическими советами из области косметики и философскими размышлениями о процессах жизни и смерти и различных случаях оживления считавшихся мертвыми существ. Соображения Кранца были не лишены интереса и довольно оригинальны. Замечания автора свидетельствовали, что он был знаком с исследованиями многих крупных ученых и вполне мог бы вести самостоятельную научную работу. Вероятно, недостаток средств заставил Кранца избрать кратчайший путь и он вместо анализа свойств человеческой кожи занялся опытами по восстановлению поношенных ботинок. Эксперимент над Нефрет стал величайшим достижением его жизни. Кранц не подготовился к нему должным образом и неожиданная возможность доказать свой научный талант, очевидно, потрясла его до глубины души.
Решение относительно дальнейшей судьбы тела Нефрет почти удовлетворило Райта. Было решено, что тело может оставаться в музее, но только под наблюдением врачей. Нефрет перенесли в отдельную комнату, смежную с залом, где располагались вещи царевны.
На нее надели длинную белую юбку, закрывавшую ступни, и белую блузку с короткими рукавами, а затем положили тело в стеклянную витрину на надутый резиновый матрац. Ученые разработали специальный аппарат, который должен был подать сигнал в случае появления малейших признаков жизни.
Старый служитель прохаживался по музею, покачивая головой.
— С новым директором музей превратился в паноптикум. А сейчас еще закрыли балаган с восковыми фигурами… тот, на площади… как его там… и мы, того и гляди, заполучим всех его посетителей.
Когда Райт вернул ему подушку, на которой покоилась голова Нефрет, сторож подарил ее свояку на именины, но ни словом не обмолвился, кто на ней лежал.
— Пускай свояк почивает и хвалит мое доброе сердце… Я не смог бы спать на ней спокойно после этой египетской колдуньи…
Для прессы история с омоложенным телом, лежащим под стеклом в окружении научной аппаратуры для контроля за дыханием и биением сердца, да еще под присмотром специальной комиссии, стала настоящей сенсацией. «Иллюстрированный журнал» посвятил целый номер египетской царевне и ее приключениям с профессором, химиком, врачами и полицией. «Кто знает, не стоим ли мы накануне опытов, которые будут иметь переломное значение для консервации человеческого тела и восстановления постаревшей кожи, то есть для проблемы старости и… жизни всего человечества?» — с апломбом писал автор статьи.
Неудивительно, что в музей хлынули толпы посетителей, мечтавших взглянуть на таинственную царевну, которая могла вот-вот проснуться. А иначе зачем возле нее поставили аппарат? Его бы не было, считай ученые, что царевна мертва.
Служители сбивались с ног, и музейный сторож от имени своих товарищей обратился к дирекции с предложением взимать отдельную плату за осмотр комнаты со спящей под стеклом царевной. Входя туда, люди обязательно начинают задавать вопросы, а это отнимает время, да и горло болит. Служители, заучившие несколько общих фраз о происхождении Нефрет, ее путешествии в Европу и проведенном над ней эксперименте, получили прибавку к окладу, поправили состояние своих карманов и уже не жаловались на директора, хотя и продолжали многозначительно улыбаться. Они гордились тем, что интеллигентные люди расспрашивают их теперь о сложных вопросах жизни и смерти.
Секретарь Райта пришел попрощаться с Мэри, уведомив ее, что покидает свое место. Мэри не удивилась.
— И все-таки мы ошиблись, — засмеялась она. — А ведь были так убеждены…
— Когда?
— Тогда, когда увидели моего мужа в машине рядом с Нефрет.
— А вы уверены, что тогда с ним была мумия? — злобно и резко парировал секретарь, которому уже не к чему было таиться.
Кто-то пустил в прессе слух, что тело Нефрет — искусственная кукла из фаянса и папье-маше, и что Райт заказал ее с целью увеличить доходы музея, то есть занимается шарлатанством.
После этого газета, опубликовавшая сенсационную новость, вынуждена была поместить опровержение.
Врачебная комиссия исследовала тело рентгеновскими лучами и подтвердила, что все органы в нем остались в целости, а жизненные процессы были прерваны каким-то таинственным способом. Под коротким коммюнике значились фамилии знаменитых врачей, чью компетентность никто не мог поставить под сомнение.
Как же так, раздумывал Райт: человеческий организм сохранился в целости, ученые его осматривают, но никто не в силах вдохнуть в него жизнь… Может, Суаамон или Кранц?..
Но все это — лишь вопрос времени. Ему, Райту, удалось обратить ход времени вспять. Даже среди белого дня, с полным сознанием происходящего вокруг, он видел Нефрет такой, какой она была три тысячи лет назад. Если она не изменилась за столь долгое время, то время не должно играть никакой роли. Ясно, что ее сердце остановилось, но тело осталось таким же… оно может в любую минуту отозваться, и Нефрет вернется к жизни… Нужно только одно усилие — волевое. Воля ее или его. Важно только уловить правильное мгновение, поймать форму… Райт и сам не сумел бы ответить на вопрос, что именно нужно сделать: грандиозность проблемы поражала и подавляла его, как дикаря — впервые увиденный автомобиль.