— Мы выкрутим лампочки в люстре, чтобы Райт не смог разглядеть тебя в ярком свете. При нем будет только карманный фонарик. Я буду здесь, за ширмой… если понадобится, я смогу выбежать в коридор через боковую дверь и затем появиться перед Райтом. Господин Шульц проводит профессора и останется в коридоре.
— Мне придется лежать в этом гробу? — встрепенулась Жанна.
— Это никакой не гроб, а самый обычный ящик… Каждый из нас лежал здесь сотни раз, не правда ли, господин Шульц? — соврал Курт, не покраснев. — Ляжешь сюда, когда услышишь шаги в коридоре… Мы подадим тебе знак. Все продлится с минуту, не больше, а я буду рядом…
— Все же как-то…
— Выпей еще коньяку, разогреешься… Я захватил. Это же обыкновенная шутка… как на маскараде. Между прочим, Сара Бернар годами спала в гробу[10] и, не исключено, именно поэтому дожила до почтенного возраста восьмидесяти с лишним лет… и играла до самого конца. Кто знает, что помогает женщинам выглядеть молодо! Вот, посмотри… три тысячи лет, а на вид…
— Ты можешь поменьше болтать? Я уже жалею, что согласилась… Только бы побыстрее… Звони скорее этому чудаку…
— Мы уже звонили. Но даже на автомобиле у него уйдет как минимум двадцать минут.
— И он не узнал твой голос?
— Звонил господин Шульц. Сказал, что слышал какие-то шорохи в кабинете и боится, что это грабители, а ключа у него нет и входить ему не позволено. Полицию он вызвать не отважился, потому что профессор строго-настрого велел обо всем подозрительном прежде всего сообщать лично ему и ждать приказаний.
— Но мне от этого какая выгода? — засомневалась Жанна.
— Можешь еще стать профессоршей Райт, ибо Райт признает в мире единственную женщину — Нефрет. А кто же теперь Нефрет, как не ты?
Видимо, в определенные минуты такой аргумент приобретает большую силу, чем доказательства крупнейших ученых, которые хотели бы убедить нас в существовании явлений, непостижимых для человеческого разума.
Шульц отнес мумию в надежное место — за большую каменную колонну, куда никто, кроме сторожа, долгие годы не заглядывал, а потому и не подозревал, что там имеется ниша, где человек может свободно стоять. Курт несколько раз проверил свое укрытие за ширмой и дверь в боковой коридор, куда мог «в случае чего» выбежать и затем встретиться с Шульцем. Райт, увидев вместо Нефрет незнакомую женщину, поймет, что с ним сыграли злую шутку — и придет в чувство. А если вздумает поднять шум, ему будет нетрудно объяснить, чем может закончиться такой скандал на страницах прессы: реклама для актрисы, отставка для профессора.
«В случае чего» можно будет также найти общий язык с женой Райта, и она повлияет на мужа… А если она не поверит — тем лучше…
Голова Курта бурлила от проектов. Свою необычную идею он приравнивал к научному эксперименту. Если нужно будет, он призовет в свидетели всех своих коллег и докажет, что Райт проявлял все признаки психической болезни, мании. Выход был один — опровергнуть заблуждения профессора смелым ударом… А может, он только сводил счеты с несносным начальником, который все чаще донимал его упреками и утверждал, что он, Курт, не в состоянии справиться с текстами… С тех пор, как Курт познакомился с Жанной — словари, иероглифы, увеличительные стекла над истертыми табличками казались ему просто профанацией драгоценной жизни…
— Как ты себя чувствуешь, Жанна? Уже освоилась с египетской атмосферой? Все это поражает только в первую минуту, а вообще-то ничем не отличается от прозекторской, где мертвецы лежат, как любые другие предметы. Ты ведь лишена предрассудков, верно?
— Не нужно меня успокаивать… Не знаю, зачем понадобилась твоя шутка, но это уже другой вопрос. Единственная твоя правильная мысль — взять фляжку с коньяком. Меня сегодня мучает жуткая жажда, а воду пить не могу, хоть предложи мне миллион…
— Миллион… ты уже перебарщиваешь… но ты права, в коньяке больше ценных составляющих, чем в воде… Недаром он и стоит гораздо дороже… Твое здоровье! Будь начеку!
Все шло так, как и предусмотрел Курт. По крайней мере, до той минуты, когда Райт, запыхавшись, подбежал к двери своего кабинета.
Райт, услышав в телефонной трубке голос сторожа Шульца, сразу понял, что в музей ворвались воры, чтобы похитить Нефрет. У него было много врагов в прессе и среди ученых — почему бы кому-то из них не украсть у ненавистного профессора предмет его опытов?
Мэри хотела ехать с Райтом, но он решительно воспротивился.
— Это дело полиции и женщины там ни к чему! Составят протокол, я подпишу и сейчас же вернусь. Ключ у меня, и я не хочу, чтобы кто-то без меня входил в кабинет.
В машине Райт взвесил все возможности. Не могла ли Нефрет подать признаки жизни в его отсутствие? Если человеческая воля может действовать на расстоянии, то это касается и времени. Между временем и пространством нет принципиальной разницы. Волевые усилия Райта в последние месяцы могли аккумулировать такое количество неведомой энергии, что она стала действовать сама по себе, силой своей потаенной динамики, не нуждаясь больше в первопричине, то есть его воле. Возможно, он совершил серьезную ошибку, не наблюдая тайком за Нефрет, когда она оставалась в одиночестве. Известно ведь, что самые таинственные явления умерших происходят именно в одиноких, заброшенных домах, когда люди покидают эти места, предоставляя мертвым полную свободу. Когда же в подобных местах появляются ученые или другие скептики, явления, как правило, прекращаются, словно сверхъестественные силы не желают раскрывать свои тайны, доступные лишь горстке избранных, способных проникнуть в законы потустороннего мира.
Райт весь взмок, его мысли метались, догоняя друг друга. В воображении он уже видел новую книгу, которая ошеломит всех его противников доселе невиданным материалом. Если даже такой толстокожий тип, как ни во что не верящий Шульц, слышал в музее шорохи, то нет сомнения…
Шульц ждал Райта у входа в большой коридор. Видно было, что сторож волновался.
— Где? в моем кабинете? — отрывисто спросил Райт.
— Да… но я не посмел…
— Очень хорошо. Дверь взломана? Вы осмотрели замок?
— Замок цел. Но внутри будто кто-то возится… Прошу меня извинить, время ночное, но… долг, господин профессор…
— Можете подождать в коридоре… Я не боюсь и войду один. Воры! Смешно!
Поворачивая в замке ключ, Райт не услышал никаких шорохов. Высоко поднял фонарик, осветил всю комнату. Все в порядке, все стоит на своих местах, письменный стол аккуратно прибран… саркофаг? Райт увидел, что Нефрет спокойно лежит в своем гробу, и это сразу его успокоило.
Он механически снял пальто и, как всегда, подошел к саркофагу.
Нефрет окружало необычное свечение. Бывали минуты, когда он видел ее такой в своем воображении, в одиночестве, в бессонные ночи, но никогда — наяву.
Отступил на шаг, словно не доверяя своим глазам. Ему и в голову не пришло зажечь свет. Он привык сидеть здесь в сумраке, размышляя о жизни и смерти. По спине пробежали мурашки, но он знал, что это не страх. Только легкий испуг, который он не мог подавить: страшила мысль, что он недостаточно владеет своими нервами и не может достоверно знать, не изменяет ли ему зрение при взгляде на неподвижные предметы. У него и раньше бывали видения, когда предметы оживали на глазах и он, как Фома неверующий, вынужден был подходить и прикасаться к ним, чтобы рассеять навязчивую иллюзию. Но если живые люди могут обладать всеми внешними признаками мертвых предметов, почему мертвые предметы не могут оживать?
Он машинально придвинул к гробу кресло. Фонарик оставался в левой руке и был направлен вниз, освещая пол. Так врач, помнящий всю картину болезни, садится у постели хорошо знакомого ему пациента и проверяет пульс.
10