На сцене в бумажном гробу лежит Жанна и ждет знака помощника режиссера.
При звуках флейт и скрипок просыпается англичанин. Время пришло. Поднимается раскрашенная крышка гроба. Тихо… чуть слышно звенят арфы…
Жанна встает со скрещенными на груди руками. Справа от нее стоит страшная статуя египетского божества. Его глаза смотрят строго.
На стене напротив статуи медленно оживают фигуры фигуры женщин, держащих в руках музыкальные инструменты и корзины с цветами и фруктами. Перед Жанной простирается зал, как длинный и темный бесконечный коридор. Лица, лица, глаза, глаза… без конца. Все сливается в далекую туманную синеву.
Звучит прелюдия к ее танцу. Но она чувствует, что ноги отяжелели, налились свинцом, словно связаны… Она слышит голоса арф, флейт, труб и барабанов. Уже плывет, выгибается в такт, как былинка от дуновения ветра. Упругие, как змеи, руки вьются вокруг ее тела — плечей, головы.
В длинной жреческой ризе, медленной степенной походкой, к ней приближается… Кто это? Жанна испуганно отскакивает в сторону… Она видит перед собой Райта… Вскрикнула, зашаталась…
Как она замечательно играет!
Режиссер, с согласия директора театра, включил в постановку небольшое нововведение. Артист, который сходил с фрески на стене и оживал в фигуре жреца, обрел неожиданное сходство с Райтом. Характерный излом бровей египтолога был схвачен живо и метко.
Сперва сомневались: «А вдруг профессор Райт подаст на нас в суд?»
— Вы же знаете, что он сейчас в санатории… безнадежно сошел с ума… ему не до судебных процессов… в конце концов, не мешает попробовать.
— Публике это, несомненно, понравится. Все слышали об истории с Райтом.
Кто-то в прессе намекнул, что некоторым сценаристам не следовало бы слишком близко придерживаться определенных деталей чужой частной жизни, но первая проба маски Райта на сцене удалась. Впрочем, внимание публики, Мэри и немногочисленных приятелей Райта отвлекло более важное событие, давшее повод к широкому обсуждению и комментариям.
Газеты принесли известие, что ночью кто-то вломился в окно египетского музея с целью грабежа. Вор располагал точнейшим планом всего здания. Прохожие, оказавшиеся поблизости, видели какого-то пьяного или сумасшедшего, бежавшего в сторону музея.
Несколькими часами позже стало известно, что Райт воспользовался минутой, когда смотрительница отошла в другое крыло санатория, осторожно выбрался в коридор, надел чужую шляпу и плащ и вышел на улицу. В санатории были убеждены, что он спит, а он побежал прямо к музею.
Что он там делал — неизвестно. Утром его нашли рядом с гробом. На шее у него висела цепочка с ключиком и маленьким амулетом — символом жизни.
Его уговорили встать и вернуться домой. Райт даже не заметил, что его повезли на прежнее место, в санаторий.
Курт встретился с Жанной в кафе: его интересовало, как она восприняла новости о египетском музее и его директоре. Жанна притворялась веселой, но на лицо ее набежала меланхолическая тучка.
— Кто-то проболтался о нашем ночном заговоре — ты или твой сторож… Откуда еще нашему режиссеру могла прийти в голову мысль сделать Сатми двойником Райта?
— Я как-то упоминал об их сходстве в беседе с режиссером. Должно быть, сейчас он об этом вспомнил. Самое натуральное свинство… но что люди не сделают ради кассовых сборов?
— Как с профессором?
— Он кажется здоровым, но его мысли крутятся вокруг одной точки: Нефрет. Огорчительно все это. Его мало кто навещает. Даже жена понемногу забывает его…
Жанна замолчала и перевела разговор на успехи египетского ревю и отзывы прессы. Заказала к черному кофе ликер и опять задумалась.
— Что-то ты мне не нравишься, — сказал Курт, внимательно поглядывая на нее. — Твои нервы оставляют желать лучшего.
— Попробуй выступать каждый вечер в такой жуткой сцене с трупами и призраками…
— Вижу, твое отношение к роли со времен премьеры резко изменилось.
— Не только к сценической роли… Кельнер, счет! — внезапно воскликнула Жанна. — У меня еще дела в городе.
Жанна не нашла в себе смелости сказать директору, что партнер в гриме профессора Райта действует ей на нервы и что она предпочла бы первую версию постановки. Себе она тоже не осмеливалась признаться, что все чаще думает о Райте и порой чувствует угрызения совести, виня себя в его недуге. Актриса раздумывала, не лучше ли будет открыть Райту правду. Может, он придет в себя… В то же время, она сознавала, к каким последствиям это могло привести: допросы в полиции, а то и судебное разбирательство, увольнение Курта и сторожа, возможно, и потерянный ангажемент в театре.
Но Жанне искренне хотелось помочь Райту. Кто знает, не говорило ли в ней обыкновенное любопытство, желание еще раз взглянуть на него?..
Это желание было таким сильным, что Жанна решила посетить Райта в санатории.
Для приема гостей были отведены определенные часы и к Райту пускали всех желающих.
Жанна вошла в палату с букетом цветов — как к больному. Она совершенно не ожидала увидеть Райта за столом в окружении нескольких человек. Сделала шаг назад, но было уже поздно. Ей предложили сесть. Среди посетителей была и Мэри. Жанна ее не заметила и, вероятно, все равно бы не узнала.
Райт оживленно беседовал с гостями. Жанна представляла себе свой визит совершенно иначе. Смутилась — не пора ли сделать вид, что она зашла в палату по ошибке и никого здесь не знает? В этот миг Райт оборвал фразу:
— …и хотя никто мне не хочет верить, я… — и повернулся к незнакомке. Долго всматривался и вдруг закричал, как бесноватый, бросившись к ней:
— Нефрет! Ты все-таки жива!
Стиснул ее в объятиях и прижал к груди. Жанна попыталась высвободиться:
— Господин профессор!
— Нефрет! где ты пропадала? Как ты можешь так говорить?!
Поднялся переполох. Райт бессильно упал в кресло, тер руками глаза, словно хотел разогнать туман. Его схватили за руки. Прибежал врач. Райт отбивался:
— Пустите меня! вы все обманщики, воры! Нефрет, Нефрет, как ты могла..?!
Жанна, не дожидаясь вопросов, выскочила в коридор и быстро ушла.
Врачи никак не могли успокоить Райта. Он метался, крича:
— Почему она не пришла с лотосом? Зачем вы ее переодели?!
На него пришлось надеть смирительную рубашку, как поступают со всеми больными, способными в безумии убить себя или других.
Райт корчился и ревел:
— Нефрет, Нефрет! Здесь твой Сатми!
В прессе появились заметки. В них говорилось, что профессор Райт сошел с ума.
По соседству другие — о его скандальном романе с артисткой кабаре.
Намечали кандидатов на его должность. Мэри подала на развод.
Райт известил, что готовит новую книгу о том, как он воскресил Нефрет.
(В. Масютин: «Царевна Нефрет», повесть в двух томах с иллюстрациями и обложкой автора. Библ. «Дела»)
Перед войной «Дело» опубликовало огромную повесть Болеслава Пруса «Фараон», ныне давно разошедшуюся. Это было маленькое литературное событие.
Прус по примеру Флобера пробовал воссоздать забытую египетскую культуру, с некоторыми ее проблемами. Когда мы примерно в те же времена читали «На камне» Коцюбинского[12], вряд ли кто-нибудь мог подумать, что какой-либо наш писатель вскоре возьмется за повесть из любой чужой старины, не имеющей ничего общего с нашей историей. Несколько повестей наших советских писателей, фоном для которых служит жизнь далеких от нас и т. наз. «экзотических» народов, появились не в результате чисто художественных побуждений, а под влиянием актуальных вопросов.
12
…
