- А если отказаться? – тихо спросила молодая женщина, невольно скрестив на груди руки.
- За отказ отправляют на лесоповал и другие тяжелые физические работы, - безучастно пожала плечами Зинаида Васильевна. - Или того хуже, сажают в ШИЗО за “провинность” и морят голодом. Уж лучше ножки раздвигать. Целей будешь...
- Простите, - вздохнула Антонина, сползая с лавки и пятясь к выходу. - Мне... что-то... не хорошо.
- Привыкнет, - кивнула Зинаида Васильевна, провожая Антонину взглядом.
Выскочив из парной, молодая женщина отыскала соседку, забрала у нее Эльвиру и торопливо поблагодарила за банный день.
- Да куда же ты спешишь-то? - удивилась Настасья Олеговна.
- Домой надо... Там Петь.. Петр Кондратьевич один, - торопливо заплетая свои волосы в косу, ответила та.
- Я ж видела, ему и без вас там хорошо и спокойно, - хватая Антонину за руку, остановила женщина. - Не тревожь, девка, лихо пока оно тихо... А мы сейчас чайку организуем или еще чего покрепче.
- Мне бы Эличку покормить, - сослалась на слабовесомый аргумент Антонина.
- Покормим, - утвердительно кивнула Настасья Олеговна. - Глянь-ка сколько детишек у нас тут... Всех кормить нужно, и твою куколку покормим.... Будешь молочную кашку, Эличка?
- Спасибо, - сдалась молодая женщина.
Настасья Олеговна отпустила руку Антонины, до этого момента крепко удерживаемую в сильной хватке, и с интересом уставилась на толстую косу. Черная, как смоль, она тяжело лежала на нежном женском плечике.
- Что-то не так? - забеспокоилась Антонина, заметив странный взгляд соседки.
- Все так, - задумчиво пробубнила та. - Не к чему придраться... Волосок к волоску... Будто узор плетенный. А и минуты не прошло.
- О чем вы, Настасья Олеговна?
- Как ты ловко косу заплела, - пояснила та. - Да еще с дитем на коленях... Прям прическа, что в праздный день в люди выйти.
- Бросьте, - смущенно улыбнулась молодая женщина. - Разве же это прическа.
- А вот не скромничай. Дал Бог талант в руки... Я ж тоже километры кос за свои годы заплела, но чтобы вот так... как ты... ловко да красиво – никогда не получалось.
- Я же парикмахер по профессии, - призналась Антонина, чем вызвала бурю эмоций.
- Что ж ты молчала-то раньше?! - воскликнула Настасья Олеговна и тутже огласила новость на весь банный зал. - Бабы! Счастье-то какое в наши края занесло.
Проходящая мимо Серафима Аркадьевна вздрогнула от неожиданности. Она покрутила пальцем у виска и вопросительно уставилась на голую, горланящую женщину.
- Олеговна, ты случаем не перегрелась в парилке-то? - нахмурилась главврач.
- Ты ж послушай, что узналось, - Настасья Олеговна всплеснула руками и звонко прихлопнула себя по бедрам. - Антонина наша Николаевна оказывается парикмахер высшего класса!
- Не то чтобы высшего, - скромно пробормотала виновница шумихи.
- Самого высшего! - восторженно уточнила женщина.
К скамье вокруг Антонины торопливо начали собираться заинтересованные женщины. Настасья Олеговна указывала на роскошную косу, но строго следя и отгоняя желающих ее потрогать, будто это был выставочный экспонат.
- А меня заплетешь? - послышались естественные вопросы. - И меня потом...
- А постричь можешь?
- У меня журнал моды есть!.. Я покажу. Сможешь сделать, как там?
- А я хочу, как у Орловой. Знаешь? Сможешь?
- Конечно, - кивая налево и направо, улыбалась Антонина, почувствовав себя вновь востребованной.
- Так, стоп! - громко крикнула Настасья Олеговна. - В парикмахерскую по записи. Я лично прослежу... А то я вас знаю, налетите всем кагалом. Человека житья и покоя лишите!
- Правда, можешь? - будто не замечая строгой женщины, галдели те. - Я заплачу...
- Конечно, не безвозмездно! Любой труд должен быть оплачен.
- Надо только с начальством согласовать... А то мало ли... еще ОБХСС нагрянет!
- Так ейный муж и есть начальство... Разрешит! Правда, Тонь?
На обратной дороге домой из бани пробегая мимо ворот лагеря, Антонина едва ловила себя на раскатанной в лед дороге. К тому же в руках была укутанная в одеяло Эльвира, крепко уснувшая после купания и молочной каши.
Неожиданно, навстречу Антонине конвойные вывели небольшую группу заключенных, подгоняемых остервенелым лаем собак.
Понимая, что ей никак не разминуться с ними, Антонина заметалась на дороге от одной обочины к другой, но высокие сугробы утрамбованного снега не позволяли сбежать загнанной в капкан жертве случая.
Молодая женщина призналась себе, что не может дать твердого ответа кого она боится больше – конвойных, заключенных или собак. К ее удивлению, хилые, невысокие, едва переставляющие ноги арестанты оказались не матерыми уголовниками, а группой женщин, среди которых были и совсем юные девушки, и старухи.