- Все так, - утвердительно кивнул Романов. - Просто любуюсь... Какая же ты у меня красавица. Под стать фамилии. Царевна!
- Будет тебе, - отмахнулась Тоня, все же кокетливо поправив низпадающую длинную челку черных, как смоль волос. - Во-первых, по мужу я Иванова. Куда уж более простая фамилия? Во-вторых, ...разве можно советскому генералу приписывать себе родство с императорской династией?
- Теперь все можно, - отмахнулся Романов. - Последную царскую семью возвели в лик святых. На весь высший эшелон той власти что ни день такие новости раскрывают - кровь холодеет.
- А ты в своем министерстве разве не грешил? - мельком взглянув на дверь кухни, не слышат ли дети, Тоня перешла на заговорщицкий шепот.
- Грешен, каюсь, - ухмыльнулся Алексей Николаевич. - Да то все излишки профессии... А за главный мой грех - ты, внучка, и красота твоя неземная.
- Ты опять за свое? Мне, конечно, приятно слышать твою неприкрытую лесть, но я самая обыкновенная... Таких, а то и лучше меня, моложе, красивее - тысячи.
- Нет, нет, правда, - вздохнул он и отвел глаза в сторону темного прямоугольника окна, подернутого зимними узорами. - На бабушку очень похожа.
- На Миру Львовну?
- На Тонечку, мою сестру, - уточнил Алексей Николаевич.
- Никогда ее не видела, - безучастно пожала плечами молодая женщина. - Хоть бы одну-две фотографии сохранили...
- Как люди говорили, - тяжело вздохнул Романов. - Черная коса до пояса... Не глаза, а очи... Не губы, а уста... Тяжелая, роковая красота!.. За такую в иные времена отправляли на костер.
- Ой, ладно тебе, - смущенно покраснев, рассмеялась молодая женщина и поспешила отвернуться, ища глазами на что можно отвлечься.
Щелкнув кнопкой электрического чайника, она поставила на стол перед гостем сахарницу с излюбленными им кубиками рафинада и плетенную корзинку с печеньем. Алексей Николаевич поймал Тоню за руку и насильно усадил на стул.
- Посиди, дай посмотреть на тебя, - попросил он.
Он достал из внутреннего кармана генеральского кителя толстый портмоне, раскрыл его и извлек старую довоенную фотографию, пожелтевшую, с потертыми, будто обгрызанными краями.
Положив фотографию на стол, Алексей Николаевич развернул ее к внучке. Последняя опустила глаза и бережно взяла карточку в руки. Она молча рассматривала ее и, казалось, смотрела сама на себя, как в маленькое зеркальце, волшебным образом перенесшее молодую женщины на более полувека назад.
Оторвав взгляд от фотографии, она посмотрела на деда и удивленно приподняла брови. По щеке генерала предательски скользила скупая мужская слеза.
- Да что случилось-то? - спросила она.
- Сам не знаю, - пожал плечами тот. - Навеяло что-то... Стариковские причуды, наверное. Видимо, хватит молодиться-хорохориться. Восьмой десяток на исходе.
- Какие твои годы, дедушка? - улыбнулась Тоня. - Ты у нас еще ого-го! Если б не был генералом, сказала: “настоящий полковник”.
- Какие никакие, а все мои, - ответил Алексей Николаевич. - Вот спрашивается, с чего на паренька в метро обозлился? А ведь он всего лишь место мне уступил... Для людей пожилого возраста... инвалидов и пассажиров с детьми.
В кухню неожиданно забрели сонные ребятишки. Растирая глаза кулаками и щурясь от яркого света, они прильнули к любимому прадеду.
- Вам что надо? - строго спросила мать, накрыв старую фотографию ладонью.
- Пить... и в туалет, - дети поочередно перечислили причины своего ночного визита.
Тоня перевернула фотографию лицевой стороной вниз и выдала ребятам по кружке воды, набрав ту из пластикового кувшина с фильтром.
- Быстро пейте, потом в туалет и пулей спать, - приказала молодая женщина. - Двенадцатый час ночи! Утром и не просите “мамочка, еще пять минуточек”... Подниму за уши!
Дети жадно присосались к кружкам, поглядывая на прадеда и взывая к его защите от материнского диктаторского угнетения. Романов же наигранно хмурился и безмолвными взглядами указывал на дверь в спальню, поддерживая устоявшуюся в семье систему воспитания.
Закончив с питьем и туалетом, ребятишки снова вернулись на кухню, пожелали матери и прадеду спокойной ночи и убежали в свою спальню. Тоня снова взяла в руки фотографию, мельком взглянула на нее в последний раз и передала Алексею Николаевичу.
- А Антонину ...Николаевну почему вдруг вспомнил? - спросила она.
- Я о Тонечке никогда не забывал, - вздохнул он и едва слышно пробормотал себе под нос. - Совестно...
Глава II
Типовая советская парикмахерская зазывала ненавязчивой рекламой услуг: портретами Иоссифа Виссарионовича Сталина и Любови Петровны Орловой, выставленными в витрине салона, как эталон моды тридцатых годов двадцатого века. Но знающие граждане шли туда под воздействием совершенно другой рекламы, передаваемой "сарафанным радио" всего Ленинграда.