- Честь имею, - не настаивая отчеканил майор госбезопасности и вышел вон.
Тетя Люба подбежала к окну и выглянула из-за портрета Сталина наружу. Затем она осуждающе покачала головой, для достоверности постучав себя указательным пальцем по лбу.
- Эх, Тонька, - вздохнула она. - Такого мужчину упустила... Глянь-ка, пока не уехал.
Девушка подошла к окну и выглянула поверх плеча напарницы. Вышагивая от крыльца парикмахерской твердой, уверенной походкой, мужчина пригладил ладонью свежевыбритый затылок, ни разу не оглянувшись, хотя конечно же чувствовал взгляды женщин спиной.
Он подошел к черному, блестящему в лучах солнца автомобилю и забрался в салон через дверцу, распахнутую перед ним услужливым водителем. Раскошный “Паккард” взревел мощным двигателем и умчался прочь.
- Так в девках и останешься, - сетовала тетя Люба. - Мне бы твои годы, да красоту, он бы от меня не ушел.
- Может он женат, - улыбалась Антонина.
- Был бы женат, адресок не спрашивал, - отмахнулась та.
- Будет и на моей улице праздник, - снова улыбнулась девушка. - Я замуж по любви хочу. Как говорит моя бабушка, дети будут похожи на него, а не на его автомобиль и членское удостоверение ЦК.
- Шишь, непутевая! - строго цыкнула тетя Люба, косясь на дверь в зал ожидания. - Услышит кто.
Тем не менее, не прошло и двух недель, как Петр Кондратьевич снова появился в парикмахерской. Полученный отказ в ухаживании в прошлый раз никак не повлиял на его настроение. Майор госбезопасности был в отличном расположении духа, много шутил, преподнес работницам салона красоты коробку конфет и не сводил восторженных глаз с Антонины.
- Я должен сейчас отлучиться, - наконец сказал он. - Но я заеду за вами, Антонина Николаевна, к семнадцати-ноль-ноль. Пожалуйста, не убегайте раньше.
- Но я.., - замешкалась девушка, обескураженная рьяным напором нового ухажера.
- Я узнавал, - торопливо добавил Петр Кондратьевич. - Сегодня у вас нет занятий на рабфаке. И к слову, я лично знаком с некоторыми товарищами из приемной комиссии в Ленинградском институте эпидемиологии и микробиологии, так что сочту за честь похлопотать за вас на экзаменах. Вы ведь туда собираетесь поступать?
- Однако, - усмехнулась Антонина. - Что вы еще обо мне знаете, товарищ Басыров?
- Буквально все, - без стеснения заявил тот. - Знаю все о ваших родителях и младшем брате Алексее. Знаю ваш домашний адрес. Знаю какую школу вы закончили и оценки в вашем табеле. Знаю место и часы работы, учебы и соответственно планы по образованию на будущее. Все знаю... А если чего не знаю, то и это для меня не под грифом секретности. Сами понимаете, работа такая: все знать.
- Интересный вы человек, - откровенно рассмеялась девушка, пожав плечами на осуждающий колкий взгляд тети Любы. - Может и девичьи тайны вам известны?
- Знаю, что мечтаете на море побывать, - на секунду задумчиво прищурившись, ответил майор Басыров. - Будете со мной дружить, непременно побываете.
- Заманчиво, - сказала Антонина.
Она тайком подмигнула тете Любе, которая желала провалиться сквозь землю, чувствуя, что непутевая девка ходит по лезвию бритвы, испытывая офицера НКВД, и ее тащит за собой, как свидетеля и сообщницу.
- Ну, что ж, Петр Кондратьевич, давайте дружить, если и далее обещаете удивлять меня так же, как сегодня.
- Знаю, что мальчишки во дворе на Петроградской, - Басыров выбросил на стол последний козырь. - Дразнят вас, Антонина Николаевна, церевной.
- Ну, это не секрет, - рассмеялась та. - У нас фамилия такая... звучная. Романовы мы.
- Знаю, знаю, - часто закивал Петр Кондратьевич и, внезапно перейдя на шепот и панибратское “ты”, добавил после короткой паузы. - Но ты меня не бойся... Я ж не зверь какой бездушный. А фамилию со временем сменишь на мою.
Свадьба была тайной, но пышной - на загородной даче Петра Кондратьевича близ Ладожского озера. Установленные буквой “П” столы ломились от кушаний. Антонина и ее младший брат Леша, видевшие такое лишь на натюрмортах в книжках и картинных галлереях, так объелись, что к вечеру и всю последующую ночь у обоих болели животы.
- Привыкай, Царевна, - посмеивался муж.
Корзины и коробки с деликатесами доставлялись курьерами еженедельно; платья, туфли и предметы женской необходимости высшего качества привозились Антонине едва ей стоило о чем-то заикнуться. Но самого мужа молодая жена видела крайне редко.
Петр Кондратьевич оставил ее на даче, а сам уезжал без объяснений куда и на как долго. Он мог позвонить Антонине из Ленинграда, Москвы или любого другого города на бескрайних просторах Советского Союза.