Неожиданно в дверь постучали, что говорило лишь об одном – это не муж. Антонина поднялась с табурета и открыла дверь, но тутже была грубо отодвинута в глубь комнаты чьим-то широким задом. Ночная гостья бесцеремонно втиснулась в дверь, продвигаясь спиной и втаскивая что-то громоздкое.
- Здравствуйте, - выглядывая из-за спины женщины, тихо сказала Антонина, привлекая к себе внимание.
- Вечер в хату! - отозвалась та, оборачиваясь и стаскивая с головы армейскую шапку-ушанку.
Женщина расстегнула тулуп и устало плюхнулась на табурет около стены, вопросительно глядя на хозяйку.
- Тьфу ты ну ты... Водицы подай, а? - грубо попросила она.
- Извините, - улыбнулась Антонина и бросилась бегом к чану с питьевой водой. - Минуточку...
Она набрала полную кружку и преподнесла ночной гостье, замерев рядом с той, как послушная школьница перед строгой учительницей. Женщина утолила жажду и самодовольно крякнула, мгновенно подобрев.
- А откуда это такую красивую девочку к нам занесло? - ощетинилась она, поблескивающей золотыми коронками улыбкой.
- Из Ленинграда, - неуверенно пожала плечами Антонина.
- Добро, - кивнула та, будто этого ответа и ожидала услышать. - А мамка твоя где?
- Мама? - удивленно переспросила Антонина. - Дома... В Ленинграде.
- Не поняла, - нахмурилась женщина. - А ты с папкой что ль приехала?
- Нет, с мужем...
- Погоди, девочка, - замотала головой женщина. - А Николаевна где?
- Я и есть Антонина Николаевна... Басырова, - улыбнулась Антонина.
- Тьфу ты ну ты! - рассмеялась та, но тотчас же спохватилась и зажала рот широкой, неженской ладонью.
Она указала взглядом на закряхтевшую в своем ящике-кроватке Эльвиру. Антонина утвердительно кивнула.
- Дочь? - полушетом спросила она.
- Эльвира, - также тихо ответила молодая женщина.
- Меня, Настасьей Олеговной звать, - представилась гостья.
- Очень приятно, - Антонина пожала протянутую к ней ладонь.
- А я уж подумала, зря люльку тащила, - хихикнула женщина. - Решила, что это про тебя Пантелеич слюной изошелся, мол, такая дочурка у нового начальника – красавица-раскрасавица...
- Спасибо, - улыбнулась Антонина, принимая комплимент вместо Эльвиры.
- Так это... Люльку, говорю, притащила, - поднимаясь на ноги, снова повторила Настасья Олеговна.
- Спасибо вам, - снова улыбнулась молодая женщина.
Только сейчас она заметила громоздкую детскую кроватку, которую гостья бросила на пороге, и восторженно вздохнула. Выполненная из хорошего дерева, с войлочной и атласной обивкой, с резной инкрустацией в лучших традициях старорусских мастеров-краснодеревщиков, кроватка заслуживала места в музее.
- Пользуйтесь на здоровье, - кивнула Настасья Олеговна. - А я пойду пока...
- Да куда же вы? - не зная чем отблагодарить женщину, Антонина бросилась ставить чайник. - Может хоть чайку попьете?
- Завтра загляну, - кивнула та и скрылась за дверью.
Переложив Эльвиру в новую кроватку, Антонина присела рядом с ней. Покачивая люльку и глядя на сладко спящего ребенка, молодая женщина невольно улыбнулась самой себе.
- Тут можно жить, Эличка, - тихо сказала она спящей дочери. - Ну и ладно, что лагерь по соседству... Видишь, люди какие добрые.
Петр Кондратьевич вернулся в избу далеко затемно. Антонина подошла к нему навстречу и хотела поцеловать мужа, но тот отстранился от нее, разделся и скрылся за занавеской, отгораживающей умывальник от большой комнаты.
Умывшись, он сел к столу и задумчиво уставился в тарелку с супом. Не притронувшись к позднему обеду, он резко поднялся и подошел к висящему на гвозде тулупу. Затем он достал из внутреннего кармана стеклянную чекушку водки и снова сел к столу. Наполнив граненный стакан до краев, Басыров молча, с жадностью опустошил стакан и шумно занюхал ломтем черного хлеба.
- Дешево отделался, - процедил он нервно, сквозь зубы.
- Покушай, Петя, - тихо предложила Антонина. – На тебе лица нет.
Быстро, без аппетита справившись с поздним ужином и завалившись спать, мужчина долго смотрел в потолок, а потом грубо схватил жену и подмял под себя.
В его движениях не было ни прежней ласки, ни даже намеков на любовь. Будто через жену он хотел отомстить, выразить весь свой гнев на себя, начальство и систему, которым преданно служил многие годы, и свое новое положение в забытом Богом лагере.
- Терпеть, Царевна! Терпеть, - адресуя не столько жене, сколько по-видимому самому себе, кряхтел капитан Басыров.
Антонина перетерпела насилие, крепко стиснув зубы. Лишь две тонкие дорожки слез текли из глаз по ее раскрасневшимся щекам. Закончив, он отвернулся лицом к стене и тот час же захрапел.